В этот период Владимир попробовал начать курить. Мать пресекла эту вредную привычку, использовав в качестве главного аргумента финансовые соображения. Анна Ульянова вспоминала впоследствии: «Володя начал покуривать. Мать, опасаясь за его здоровье, бывшее в детстве и юношестве не из крепких, стала убеждать его бросить курение. Исчерпав доводы относительно вреда для здоровья, обычно на молодежь мало действующие, она указала ему, что и лишних трат – хотя бы и копеечных (мы жили в то время все на пенсию матери) – он себе, не имея своего заработка, позволять бы, собственно, не должен. Этот довод оказался решающим, и Володя тут же – и навсегда – бросил курить. Мать с удовлетворением рассказала мне об этом случае, добавляя, что, конечно, довод о расходах она привела в качестве последней зацепки».

Однако спокойствие в жизни Ульяновых оказалось поверхностным. Казанский университет того времени был не лучшим местом для того, чтобы отвлечь юношу от мыслей о протестной деятельности. В 1884 году здесь прошли масштабные студенческие волнения. В ответ университетское начальство начало «закручивать гайки» – студентов обязали носить форменную одежду, усилили полицейский контроль, увольняли всех заподозренных в неблагонадежности преподавателей, запретили деятельность всех студенческих организаций. Сквозь пальцы смотрели разве что на деятельность землячеств, объединявших студентов из одного региона. Поступив в университет, Владимир практически сразу стал членом Симбирско-Самарского землячества.

Достаточно быстро он нашел и контакт с местными революционерами. Осенью Владимир стал посещать близкий по своей идеологии к народникам нелегальный кружок, главой которого являлся Лазарь Богораз. Однако дальше нескольких встреч дело не пошло: пребывание свежеиспеченного студента Ульянова в Казани оказалось недолгим.

Очередная волна студенческого протеста поднялась в конце 1887 года. Не поддаваясь ни на какие уговоры, студенты Казанского университета громко требовали смягчения устава и отставки наиболее ненавистных должностных лиц. Ректор вместе с некоторыми профессорами попытался 4 декабря наладить диалог со студентами в актовом зале университета. Однако эффект получился прямо противоположным ожидаемому – в знак протеста около сотни студентов сдали свои студенческие билеты. Тогда власть обратилась к проверенному средству – репрессиям.

Казанский университет был закрыт (откроется он только в феврале 1888 года). В ночь с 4 на 5 декабря полиция провела серию арестов участников студенческих протестов. Среди арестованных оказался, разумеется, и Владимир Ульянов. 6 декабря ректором было принято решение исключить из университета 39 студентов, и снова Владимир оказался в их числе. Первокурсник Ульянов, согласно информации университетского начальства, был в первых рядах протестующих. Надежды на блестящую карьеру, казалось, рухнули безвозвратно.

Реакция властей была, впрочем, вполне закономерной. Трудно было рассчитывать на то, что Ульянов в дальнейшем образумится и станет лояльным подданным; гораздо более вероятным было его превращение в одного из лидеров университетских бунтарей, а блестящие умственные способности только усиливали бы его популярность и сделали бы более опасным.

Сам Ленин много лет спустя вспоминал свой разговор с полицейским приставом, случившийся в те дни. «Видимо, приставу, судившему по наружности молодого студента, которому было тогда всего 17 лет, показалось, что этот молодой человек попал в историю случайно, благодаря «дурным» влияниям товарищей. Пристав заговорил: «Ну что вы бунтуете, молодой человек, – ведь стена!» Ответ, однако, получился совершенно неожиданный. «Стена, да гнилая – ткни, и развалится!»

Молодой бунтарь подлежал высылке из Казани. 7 декабря он вместе с матерью отправился в «родовое гнездо» Кокушкино. Соответствующее разрешение было получено из органов внутренних дел; для этого Марии Александровне пришлось дать заверения в том, что она последует за сыном и будет тщательно контролировать его поведение. Потерявшая мужа, она теперь жила ради своих детей. В течение следующих десятилетий она, не разделяя их революционных идей, будет тем не менее по мере возможности защищать их и помогать им, в том числе в нелегальной деятельности. «Это просто святая» – так скажет однажды впоследствии Ленин о своей матери.

Пока что она хлопотала о том, чтобы Владимиру разрешили продолжить учебу хотя бы где-нибудь. Было очевидно, что прожить всю жизнь в деревенской глуши он не сможет. В мае 1888 года на имя министра народного просвещения было отправлено письмо с просьбой разрешить юноше вернуться в Казанский университет. В ответ пришел вполне закономерный отказ. Но, если студент Ульянов не является желанным гостем в российской высшей школе, возможно, ему будет дозволено получить образование за границей? Соответствующее прошение было отправлено – и тоже встретило отказ. В Министерстве внутренних дел считали (опять же вполне справедливо), что никаких полезных идей молодой бунтарь «в Европе» не нахватает.

В сентябре 1888 года семье, однако, разрешили вернуться в Казань. Здесь Владимир немедленно установил контакт с нелегальным кружком Федосеева. По своим убеждениям Федосеев представлял собой нечто среднее между народниками и стремительно набиравшими популярность марксистами. Молодой Ульянов с головой окунулся в интеллектуальную атмосферу кружка, активно обсуждал вместе со своими товарищами политическое и экономическое развитие страны, грезил о революции. Правда, сам по себе кружок Федосеева был довольно безобиден и являлся скорее дискуссионным клубом, чем боевой ячейкой. Видимо, это до поры до времени и спасало его членов от ареста.

Чем же занимался Владимир основную часть времени? Особой необходимости работать у него не было – государственная пенсия до совершеннолетия (21-летнего возраста по тогдашним законам) платилась регулярно, невзирая на политическую неблагонадежность получателя. Молодой Ульянов читал. Читал много и жадно, как и прежде. Но если раньше в его библиотеке преобладала художественная литература, то теперь он знакомился с передовыми для того времени трудами политической, исторической и экономической направленности. Владимир читал Рикардо и Бокля, Маркса и Энгельса. И, конечно же, Дарвина, которого в те времена считали своим долгом прочесть все прогрессивно мыслящие образованные люди. «Кажется, никогда потом в моей жизни, даже в тюрьме в Петербурге и в Сибири, я не читал столько, как в год моей высылки в деревню из Казани. Это было чтение запоем, с раннего утра до позднего часа. Я читал университетские курсы, предполагая, что мне скоро разрешат вернуться в университет. Читал разную беллетристику. (…) Моим любимейшим автором был Чернышевский. Все напечатанное в «Современнике» я прочитал до последней строчки, и не один раз. (…) Я читал Чернышевского «с карандашом» в руках, делая из прочитанного большие выписки и конспекты. (…) Энциклопедичность знаний Чернышевского, яркость его революционных взглядов, беспощадный полемический талант меня покорили», – вспоминал Ленин впоследствии. Свой любимый роман «Что делать?» он перечитал раз пять за это лето.

Книги, особенно «Капитал» Маркса, способствовали более четкому оформлению политических пристрастий юноши. Он становился марксистом. «Он с большим жаром и воодушевлением рассказывал мне об основах теории Маркса и тех новых горизонтах, которые она открывала, – рассказывала впоследствии его сестра Анна. – От него так и веяло бодрой верой, которая передавалась и собеседникам. Он и тогда уже умел убеждать и увлекать своим словом».