делал с рапирой, уже нельзя было назвать фехтованием. Вместо серии выпадов он принялся наносить беспорядочные колющие удары, а затем и вовсе стал тыкать клинком в лицо сопернику. Едва ли он помнил о снятом защитном колпачке. Крик стоял на весь зал:

– Врешь! Ты все придумал! У тебя ничего с ней не было!

Будь то простая драка, тактику Перышкина назвали бы паровозной атакой. Оторопевший от напора Володя, уже с трудом парируя беспорядочные выпады Павла, вдруг заголосил фальцетом. Сердце его бешено колотилось от инстинктивного страха.

– Пашка, ты что? Ты что, дурак? Мы же прикончим друг друга! Оно того не стоит, Паша!

– Когда при всех рассказывал, как лапал Иру, о чем думал? Позлить меня решил?

– Да, решил! Она тебя обнимала и целовала, когда ты на полу валялся с разбитой головой, а я…

Выпад, ещё выпад. Володя отступает, Паша загоняет его в угол.

– Но в кино я с Иркой ходил! На «Зорро» с Аленом Делоном! Но и только! Клянусь, у меня с ней ничего не было! Сидели, смотрели кино, взявшись за руки. Даже поцеловать ее духу не хватило!

– Ага, значит, про грудь ты тоже придумал?

Павел тыкал рапирой, но противник, сохранивший еще часть сноровки, от клинка благополучно уходил.

– Про вату мне Светка Залипаева рассказала. Что тут особенного? У нас многие девчонки так делают, у кого грудь поменьше.

– Мерзавец! Негодяй!!

Павел яростно шуровал рапирой, наступая на соперника. Тот, пятясь, отбивал выпады, пятился, снова отбивал.

– Какой же ты гад, Володька! Завтра при всем классе скажешь, что все наврал про Ирку. Скажешь, что у тебя с ней ничего не было. Ну?..

Володька уперся спиной в шведскую стенку. Всё, дальше отступать некуда. Извиваясь подобно змее и уклоняясь от выпадов соперника, он продолжал обороняться. Пойти на мировую, упасть перед противником на колени, признаться перед классом во лжи – он был теперь готов на что угодно. На что угодно, только бы прекратилась эта паровозная атака.

Отразив очередной выпад наседавшего Перышкина, он просто выставил клинок рапиры перед собой. На каком-то автоматизме, пытаясь отбить неподвижный клинок, Павел споткнулся о выпиравший край половой доски и налетел на острие рапиры. Клинок прошел через левый глаз, прошил головной мозг и уперся в стенку черепа.

Смерть наступила мгновенно. Тело, надетое на чужой клинок, по инерции продолжало двигаться навстречу противнику.

Затем обмякло и рухнуло под ноги соперника.

Крик ужаса застрял в ее горле. Хлынули – в который раз – слезы. Кошмар поединка долгое время преследовал Ирину Перышкину, и только с рождением дочери сны стали являться реже.

Она с нежностью прильнула к спящему мужу. Его красивый профиль четким силуэтом смотрелся на фоне окна. Его нисколько не портил – напротив, украшал, – шрам, протянувшийся через левую щеку до виска и остановившийся в сантиметре от глаза.

В детской кроватке, стоявшей возле семейного ложа, захныкала, зачмокала годовалая дочка, намереваясь проснуться. Ирина подхватила на руки спеленатый комочек из детской кроватки. Опустив бретельку ночной рубашки, женщина выпростала роскошную грудь с набухшими от прихода молока сосками. Сонная дочурка захватила губами источник живительного нектара и принялась за работу.

Жена провела рукой по лицу мужа, нежно касаясь его шрама.

– Ах, мадемуазель Ирина, для меня эта рана как награда, ведь я защищал вашу честь!

– Ах, месье Павел! Мадам Перышкина, а не мадемуазель!

чертова метка

(Фэнтези)

В тихий час они успели искупаться. Пока пионерский лагерь «Орлёнок» спал или делал вид, что спал, двое сбегали к реке. Оба уже одевались, когда неожиданно налетел ветер. Порывы его натащили на небо серые тучи с фиолетовыми боками. Словно струсив перед непогодой, августовское солнце спряталось за макушками темных елей. Небо стало ниже, тучи будто нарочно норовили задержаться над головами мальчишек.

– Ванька, ты что копошишься, как девчонка? Одевайся скорее! Бежим – вот-вот ливанет!

– А сам-то?..

И то верно! Димка скакал на одной ноге на песке, пытаясь второй попасть в штанину. Не так-то это просто, когда ты мокрый, и одежда липнет к телу!

Осознав, что одеться до ливня не успеет, Иван сгреб штаны и рубаху в охапку, прижал к груди и что было мочи понесся к дубу. Тот красовался на краю луга, заросшего клевером.

– Догоняй, Димон, не то промокнешь, как цуцик!

Что за зверь такой – цуцик, никто из ребят не знал. Ну да не беда! Богатое воображение мальчишек рисовало что-то жалкое, мокрое, склизкое и одновременно напоминающее мышей-полевок, норки которых они на спор и ради смеха девчонок из третьего отряда заливали водой из целлофановых пакетов.

Дождь рухнул разом – будто сто миллионов ведер опрокинул кто-то с неба. Интересно, сколько рек вместил бы такой ливень?

Ребята думали об этом уже под спасительным деревом. Ванька обнял ствол дуба – до того перепугался подступающего дождя.

Что случилось дальше, он едва ли помнит. В голове осталась лишь жуткая картина со звуком: ослепительная вспышка и страшенный грохот, точно планета треснула пополам. Что-то раскаленное ударило его по затылку.

Хорошо, был у него настоящий друг!

Димон не растерялся – дотащил полумертвого товарища до медпункта в лагере.

Что было потом?

Несколько дней Ваня провалялся без сознания. Его уже хотели везти в московскую больницу – и тут он очнулся.

На затылке у Ваньки образовалась проплешина размером с пятикопеечную монету. Ожог, напоминающий след свиного копыта. Местная врачиха уверенно заявила: «Чертова метка»!

С тех пор за мальчишкой и закрепилось прозвище – Ванька-Черт. Обидное? Нисколечко! «Черт» не обижался. Ему было просто не до этого. Получив метку, он приобрел паранормальные способности! Чистая правда: Ванька и сам поражался новым умениям.

К примеру, зайдя в любое помещение, Ванька узнавал, что здесь происходило. Он читал стены и потолки как книги. Кто-то из взрослых назвал эту уникальную способность «считыванием информации». Временные промежутки, которыми оперировал Черт, были довольно велики: он знал, что произошло в комнате пять минут назад или случилось вчера, но также мог отлистывать «книгу» на год назад и даже лет на десять или двадцать, если только комната была такой старой.

Переменившееся сознание Ваньки-Черта работало подобно фильмоскопу. Когда Ваня был маленьким, в детском саду на плохо растянутой простыне воспитательница Октябрина Павловна показывала ребятишкам диафильмы. Ваня любил эти замечательные истории на пленке, обожал сказочных героев. Многие из них врезались в его детское подсознание. Теперь он как бы снова смотрел диафильмы, только не сказочные, а самые настоящие – о настоящей жизни, которая