Но люди молчали. Дрожали, плакали, но молчали. Даже дурочка утратила вдруг прорезавшееся красноречие и теперь лишь мычала и бормотала невразумительно, явно не в состоянии выразить свои мысли. И только когда Хельги силой отобрал у одной из баб младенца и сделал вид, что хочет утопить его в колодце, та проговорилась, что Багора ушел на север.

– Ну и что вы об этом думаете? – осведомилась сильфида.

Они выходили из села, нагруженные провизией, – со злости взяли больше, чем собирались. Эльфа трясло – он впервые в жизни участвовал в грабеже.

– А то я и думаю, что не судьба нам в ближайшее время поесть рыбы, ибо намерен я найти этого самого Багору, и поскорее! Сдается мне, он и есть причина всех безобразий, – мрачно ответил спригган.

– Что тебе за дело до него? – возразила Энка.

– Да вот собираюсь его убить.

Девица понимающе кивнула, а Аолен непроизвольно ускорил шаг. Ему тоже не терпелось найти человека, который рекомендует делать пугала из эльфийских голов.

– И где мы будем искать вашего Багору? – Энка остановилась вытряхнуть камень из сапога.

– Дорога здесь одна, – ответила диса, – по ней и пойдем, как шли. Глядишь, и наткнемся.

– Спасибочки, просветила! А я-то, глупая, собралась прочесывать лес! Даже если мы и наткнемся на Багору, как его опознаем? Вряд ли на нем висит табличка с именем.

– Спросим, зануда!

– А он не скажет!

– Не знаю, висит ли где табличка, но кое-что тут висит, – меланхолично заметил Хельги.

– Ох, Силы Стихий! – завопила сильфида, отпрянув.

Рядом с дорогой рос вековой дуб. На том дубе как раз и висело. Мертвое тело в очень плохом состоянии. Ноги его почти касались дороги, а вокруг были аккуратно разложены странные и неприятные предметы: куриный череп, огарок сальной свечи, окровавленный нож, старая змеиная кожа, связанная узлом, отрубленный палец, указующий на висельника, и еще несколько ни на что не похожих объектов. Красивое лицо эльфа исказилось.

– Я чувствую, – прошептал он, – средоточие чьей-то злой воли, ее флюиды взывают к запретным силам ночи!

Хельги согласился:

– Да, флюиды те еще! За сто шагов разит некромантией. А мы-то гадали, откуда в этих краях кровавая паутина! Счастье, что сейчас день.

– Ты знаешь, что это такое? – заинтересовалась Энка.

– Знаю. Это приманка. Она притягивает всякую мерзость. Действует… – он прикинул на глаз расстояние от головы трупа до окружности, – тысячи на три шагов, не меньше.

– И зачем это надо?

– Как – зачем? Скажем, ты практикующий некромант. Ставишь такие штуки вдоль дороги так, чтобы зоны действия перекрывались, и все. В ночное время полностью контролируешь дорогу.

– Что-то не хочу я больше идти по этой дороге, – сообщила Энка. – А откуда у тебя такие познания в некромантии? Ты, часом, не того?..

Хельги фыркнул и не удостоил сильфиду ответом.

– За год до того, как ты к нам перевелась, – принялась разъяснять Меридит, поглядывая на насторожившегося эльфа, – мы попали в войско к сехальскому визирю Мануфу. У него при каждой тысяче состоял некромант, на юге нет законов против некромантии. Вот наш и рассказал нам кое-что по-приятельски.

– Настоящий живой некромант?! – поразилась сильфида. – И вы с ним просто так говорили? По-приятельски?! А какой он был? Ужасный?

Меридит пожала плечами:

– Человек как человек. Не хуже многих других.

– Вообще-то он был пьяница, – добавил Хельги. – Напивался и любил болтать лишнего. Его потом исключили из некромантской гильдии и куда-то сослали.

– Надо разрушить эту… это… – эльф не нашел нужного слова, – и предать тело земле.

– Это называется «скагалла», – назидательно сказал спригган, – а трогать ее нельзя. Даже если тебя почему-то не убьет внешним кольцом, эта зараза, – он кивнул на висельника, – здорово кусается. А трупный яд никому на пользу не идет.

– Кстати, хорошая скагалла получается только из трупа насильника девственниц.

После этого замечания дисы сочувствие Аолена к повешенному заметно поубавилось, и они пошли своей дорогой, подальше от проклятого места.

– Странные дела творятся нынче в Староземье, – воскликнула Энка, когда ближе к вечеру они наткнулись на вторую скагаллу, – интересно, кто их ставит?

– Может, лазутчики Инферна? – предположила Меридит. – Или Багора? Мне кажется, в заборах с головами есть нечто некромантское.

У Хельги тоже было ощущение, что без Багоры дело на обошлось.

– Лучше нам убраться подальше, пока совсем не стемнело.

– А смысл? Уходя от одной ска… как ее? мы приближаемся к другой.

– Все-таки безопаснее быть посредине между ними, чем сидеть рядом.

Компания прибавила шагу.

Солнце вскоре село, и весеннее тепло сразу сменилось промозглостью. Ветер насквозь пронизывал довольно легкие одежды путников, заставляя даже дису недовольно морщиться. У Хельги от холода и сырости разболелся бок, а Энка принялась демонстративно хлюпать носом, хотя на самом деле нос ее был в полном порядке.

Местность, по которой они шли, даже под лучами солнца нельзя было назвать живописной. Свет луны придавал ей и вовсе зловещий вид. Лес справа от дороги поредел, переходя местами в сухостой, и наконец сменился болотом. Слева тянулась вереница небольших, разбухших от весенней влаги полей. Выглядели они на редкость неухоженно. Весна ли была еще слишком ранняя, или местные жители не очень обременяли себя трудом, можно было только гадать.

За полями лежала цепь холмов, похожих на лысые затылки подземных великанов. На одном из них зоркий глаз эльфа различил валуны надгробий.

– Отвратительное место! – жаловалась сильфида. – Справа болото, слева не лучше. Я чувствую себя как в ловушке. Давайте куда-нибудь свернем, а?

– И куда же? – ухмыльнулась диса. – На тебя не угодишь. Шли лесом, ныла: «Пошли на дорогу», теперь тебе не нравится дорога.

Хельги с тоской оглядел окрестности:

– Я думаю, надо нам остановиться. Мы довольно далеко отошли от последней скагаллы и дальше будем только приближаться к следующей, если она есть.

Энка вытаращила глаза:

– Ты собираешься ночевать здесь?! Прямо на дороге?!!!

– Нет, я, пожалуй, залезу в болото. Вдруг мне там понравится?

Все же они сошли с пути и укрылись от ветра и посторонних глаз за густым кустом ракиты, одиноко красовавшимся на окраине поля. Энка ворчливо уверяла, что местные землепашцы нарочно не вырубили растение, чтобы было где справлять нужду. Тем не менее они с удовольствием поели и стали устраиваться на отдых.