это будет лишь подтверждением, что человек не был так важен для тебя, как ты мог считать ранее.

Эта не та тема, которая вызывает во мне отклик, я не уверен, что мне есть, что сказать здесь. Я расставался с людьми, иногда болезненно, однако, если мне пришлось разойтись с ними, скорее всего, я сделал правильный выбор, а даже если нет, то это будет мучить меня, пока я не найду то, чем закрыть эту дыру.

"""""""""""""""

Archangel

Тусклый свет растекся, освещая барную стойку, сделанную из темного бордового клена. Стулья в стиле лофт были неравномерно расставлены вдоль комнаты, под потолком висела громоздкая металлическая система освещения с установленными в ней теплыми лампочками, создававшие тихую, спокойную, но неопрятную обстановку внутри комнаты. На полках вдоль всей стены стояли бутылки с различными алкогольными напитками. За металлической дверью в конце комнаты раздавался еле уловимый шум дождя, бьющего по козырьку и каменному порогу. На столе стояла наполовину опустошенная бутылка дешевого виски и пустой бокал с подтаявшим льдом внутри. Девушка, склонившись над стойкой и уперевшись лбом в ладони, стояла неподвижно, ее плечи изредка подергивались, будто она всхлипывает, однако помимо бьющего за дверью дождя, в баре было абсолютно тихо. Если бы в тот момент кто-то стоял возле нее, то наверняка бы подумал, что она просто напилась и уснула в такой нелепой позе, но она не спала. Свет, отраженный от гладкой поверхности барной стойки, подсвечивал мокрое пятно прямо у ее рук, оно слегка поблескивало тусклыми цветами радуги.

Дождь усилился и практически перешел в громоздкий, недружелюбный ливень. В непроглядной темноте просвечивались отдаленные огни большого города. Бар стоял в отдаленном районе прямо на краю возвышенности, откуда в хороший день можно было наблюдать виды современного, застроенного высотками города. Здесь, практически в пустоши, ты мог почувствовать себя свободным от оков, в которые тебя заключает Урбан, лишь редко проезжающее машины и заходящие выпить местные жители напоминали о том, что ты все еще жив и не один в этом мире.

Но сейчас, ночью, когда вокруг нет ни души, она могла вдоволь насладиться одиночеством и погрузиться в собственные мысли.

Металлическая дверь со скрипом распахнулась, девушка вышла под проливной дождь, в темноте нельзя было рассмотреть ее лицо, ветер развивал ее волосы, и, кажется, они мешали ей смотреть. Она направилась прочь от двери, выйдя под дождь, ее неровная походка, достигнутая большим количеством выпитого алкоголя, заставляла задуматься о том, что, возможно, ей будет сложно добраться до дома. Доковыляв до навеса напротив, она сдернула чехол, натянутый на стоявший там мотоцикл. Новенький итальянский стрит-байк блеснул в темноте, его грациозность и, одновременно, дерзость не сочетались, а скорее, выделялись на фоне погоды, разразившейся этой ночью. Отвязав шлем от заднего сиденья, девушка убрала волосы назад и натянула его на голову. Пьяные руки кое-как завязали застежку шлема и вставили ключ в замок мотоцикла. Стоя напротив сиденья, она ненадолго застыла, казалось думая о чем-то, хотя, может это была обычная алкогольная заторможенность.

Наконец очнувшись и сев за руль, она привычно ткнула кнопку запуска. Приятное урчание двигателя раздалось среди шума бьющих по поверхности навеса капель воды, наконец в темноте раздался звук помимо дождя. Постояв немного и слегка прогрев двигатель, она выжала сцепление, воткнула передачу и двинулась с места.

Увязающую темноту пронзил резкий свет фары, сквозь сплошную стену дождя мчался блестящий MV Agusta, на глянцевой краске скапливались капли воды и отраженный свет горел в них, словно новогодняя елка. Выехав с пустошей, дорога повела через длинный туннель. Рев двигателя эхом раздался вдоль всей трассы, искусственный свет подсвечивал мокрую кожаную одежду и детали байка. Темный визор скрывал взгляд, но достаточно лишь посмотреть на ее движения, чтобы понять, что она сильно напряжена. Агрессивная работа сцеплением, вбивание передач, откручивание ручки газа до упора – мотоцикл то и дело вставал на заднее колесо, вилял из стороны в сторону и рычал на всю свою литровую мощь.

Кажется, спидометр уже давно превысил отметку 220 километров в час, ее рука крепко держала ручку газа, открытую до упора. Впереди было не видно ничего кроме темноты – туннель начал заканчиваться. Слегка сбавив обороты и включив дальний свет, она вылетела из туннеля, как пуля из пневматической винтовки, оставляя за собой лишь разящий звук двигателя. Дорога стала извилистее, повороты заставляли закладывать мотоцикл то вправо, то влево. Кажется, никто раньше не проезжал этот маршрут настолько быстро. После очередного поворота слева стал виднеться, подсвечиваемый фарами и приближающимися огнями города, обрыв. Справа же, отвесная скала, верхушки которой не было видно.

Яркие, четкие, бесконечные огни большого города, дорога вела ее вдоль ярких улиц, магазинов, жилых домов. Проезжая по пустым улицам на огромной скорости, не имея возможности замечать ничего вокруг себя, она гнала свою душу в никуда. Эти огни не вызывали никаких эмоций, абсолютная пустота – все, что она видела. Этот город забрал у нее все, что было дорого, все, что она ценила пропало навсегда. Единственные эмоции, которые она ощущает – безграничную злость, обиду, несправедливость и страх. Ее больше никто не ждет, никто не подставит руку помощи, ей не к кому идти. Все что остается – следовать пустой дороге, ведущей в никуда, ведущей в неизвестность. Возможно, где-то там в конце пути она снова встретит того, кому можно будет отдать часть себя, возможно, этот человек скрывается за следующим поворотом. Хватит ли ей сил посмотреть вокруг? Увидеть что-то помимо бесконечной пустоты и пугающих огней?

Рев двигателя не стихал, огни отражались в темном визоре и на поверхности мотоцикла. Прямая дорога стремилась туда, за горизонт, скрываясь в ночи.

Она закрыла глаза, все что осталось – вибрации байка. Не было ни шума, ни света.

Резкий удар заставил ее вновь слышать звуки вокруг. Она больше не чувствовала вибраций, лишь легкость, будто она находилась на орбите в невесомости. Скрежет металла неприятно бил по ушам, а боль во всем теле напоминала о том, что она все еще жива. Холодный асфальт принял ее размякшее тело, шершавая поверхность раздирала кожаную экипировку, пытаясь добраться до нее, шлем покрывался новыми, глубокими шрамами, сквозь остатки уцелевшего визора она наблюдала за огнями, которых так боялась. Они заигрывали с ней, блестели в ночи, танцевали, слепили и заставляли ее прикрывать глаза.

Сквозь закрытые веки она наблюдала за двумя огнями, попеременно сменяющими друг друга, они играли в догонялки и все никак не могли друг друга поймать,