внимание на этих, — она ткнула пальцем в экран нетбука, — трое из ларца неодинаковых с лица, три следователя Дрезденского гестапо. Одна из серьёзных опасностей твоего пребывания в лагере. Они периодически приезжают в Цайтхайн для «отбора» и доставки в концентрационный лагерь Бухенвальд через шталаг IVВ Мюльберг нелояльных пленных: выявленных евреев, комиссаров, подпольщиков, готовящих побег. А там их незамедлительно пускают в расход в специальной расстрельной камере.

— Хм. А на вид люди как люди.

— А ты думал у них рога и копыта?

— Нет, скажи, Моисеевна, есть ещё какие-то особые моменты, на которые мне стоит обратить внимание? — я внимательно рассматривал фото на изображениях стандартных немецких документах.

— «Особые»? — невесело усмехнулась Сталина, — ты, Никитич, видимо, так и не прочувствовал ситуацию печёнкой. Лагерь — это место не для жизни, а для смерти. Где ты, кстати, не всегда можешь выбрать способ умереть. Это почти привилегия. Там везде опасность. Пуля в затылок, дубинка или сапог лагер-полицая, колесо вагонетки, тиф, туберкулёз, дизентерия, столбняк, цинга. С осени сорок первого по весну сорок второго из более десяти тысяч поступивших в лагерь военнопленных выжила едва треть. Да и большинство из них умерло в течение полугода. Немцы даже были вынуждены закрыть лагерь на карантин! Поэтому он и не стал функционировать ко времени твоего прибытия как полноценное учреждение для военнопленных. Только для распределения в трудовые команды и помещения совсем уж дошедших до ручки людей в лазарет, где большинство заканчивало свой бренный путь.

— Моисеевна, не гони коней. Моя задача не столько выжить, сколько прожить достаточно для обнаружения Демиурга, — возразил я.

— Не получится, Гаврила. Придётся поднять планку выше. Судя по максимальному радиусу от центра лагеря, уже прибыв на место, ты сможешь с помощью своего Матрикула понять, там ли находится искомый тобой анавр. А если нет? Ну хорошо, месяц-другой ты побудешь в Цайтхайне. Это если не направят в одну из трудовых команд. Кстати, судя по пометке в учётной карте, Пётр Михайлович Теличко был отправлен в угольные шахты в трудовой лагерь Зеештад в северную Чехию. А вдруг твой Демиург там? Ты же сам сказал, что кураторы уверили тебя, что он должен находиться в той географической и временной зоне, где в тот момент будет расположен твой предок.

— Н-да, так и есть. Первого-то Демиурга я и вовсе за линией фронта нашёл, — развёл я руками.

— Вот-вот! — кивнула Сталина. Значит, просто долго сидеть на одном месте бессмысленно, но и рыпаться без нужды тоже нельзя.

— Ё! — вырвалось у меня от досады. Сейчас я стал ещё на шаг ближе к осознанию глубины задницы, в которую скоро предстоит попасть.

— Не та буква, Гаврила. Но по смыслу близко, — похлопала меня по плечу тётя Валя, — а на самом деле алгоритм довольно прост в озвучении, но сложен в исполнении. Тебе следует как можно быстрее по прибытии доказать полезность властям. Колоть угольную породу, грузить и катать вагонетки может любой мало-мальски сохранивший силы пленный. Для того чтобы задержаться в лагере используй свои развитые навыки. Прежде всего, в медицине и знании немецкого. Это же лазарет, и немецкие врачи не особенно жаждут общения с инфекционными больными. Другой вопрос, как доказать профессиональную пригодность? У деда в карточке указана профессия «зоотехник». Там это абсолютно бесполезно. В лагере не для чего подбирать корма или выводить породу молочных коров. Там и людям-то жрать нечего. Значит, придётся лезть в глаза на регистрации. Это здорово опустит тебя в глазах товарищей и может вызвать подозрение у вероятных подпольщиков. Особенно знание немецкого. Придётся реабилитироваться. Без поддержки подполья ты не сможешь сделать ничего путного. Для этой миссии кредо одиночки не подходит. Нужны союзники. Усёк?

Я в очередной раз подивился превращению Валентины Марковны из своей в доску бабульки в преподавателя университета. При всём при этом, произнося свой спич, она не переставала шарить в ноутбуке.

— Слушай дальше. Ты упомянул о своих возможностях в теле носителя чуть ли не, как там его, Сталя, а, вот, терминатора! Отметив, что они требуют постоянного расхода энергии. А, значит, повышенного питания. Здесь у нас получается серьёзный просчёт. Вот, глянь-ка на интересный документ. Питание в военных лагерях того времени из расчёта 1200 — 2 040 ккалорий в день на человека, а на пленных, работающих в трудовых командах — по 2200 ккалорий. Сталя не даст соврать. Там и этого не было. Ну-ка, Моисеевна, просвети Гаврюшу насчёт рациона. Полезно будет знать. Что его ждёт.

Мирская вздохнула.

— Утро начиналось с полкружки кипятка или того, что называли чаем или эрзац-кофе. Только от кофе там одно название. Слегка подслащённые заваренные сухие листья брюквы и жмых. В обед каждый пленный получал примерно по пол-литра так называемой баланды, жидкого супа из неочищенной репы, муки и небольшого количества картошки. Вечером, как правило, раздавался «хлеб для русских». От пяти до десяти человек должны были делить между собой буханку примерно в полтора килограмма. Специально разработанный и испечённый «хлеб для русских» состоял на 50 процентов из ржаных отрубей, по 20 процентов из измельчённой сахарной свёклы и целлюлозной муки и на десять процентов из соломенной муки или же обычной древесной листвы. Кроме того, каждый получал по кусочку маргарина пять — десять грамм, который нередко заменялся свекольным джемом или мелко нарезанной свёклой… — Сталина запнулась, на лбу её обозначились глубокие морщины.

— Ни хрена себе, — вырвалось у меня. Нет, я, конечно, знал, что в фашистских лагерях жизнь была паршивой. Но вот такие детали узнал впервые.

— Да, сынок. По документам в рацион входило и мясо. Мизерное количество, покрывавшееся за счёт исключительно конины или несортового мяса. Но не забывай, это война и немецкий паёк как гражданских, так и военных в тылу Рейха был тоже далёк от идеала. А значит…

— Процветало наглое воровство со стороны ответственных за поставку продуктов лиц, — вздохнула, договорив фразу за подругу тётя Валя. Так что, 1000 ккалорий — это реальный твой потолок. И что будет с терминатором после месяца такой кормёжки и изнурительного физического труда по 12–14 часов в сутки?

— Вопрос риторический, — мрачно ответил я.

— Вот и поставь его перед своими кураторами! — неожиданно воскликнула Мирская, — почему эту проблему должен решать ты? В их интересах твоё максимально длительное пребывание там. Пусть покумекают, как добиться возможности обеспечивать энергетический баланс у твоего носителя. Иначе карачун твой случится гораздо раньше, чем ты даже приблизительно определишь присутствие Демиурга.

— А это мысль! — оживился я, — за это отдельно спасибо, Моисеевна. Что-то я и правда зациклился лишь на себе. Какие ещё мысли есть? —