— Они стреляли в тебя? — Алина, видно, никак не могла забыть пистолет в руке одного из «федералов» там, в бухте, и сейчас, представляя, как целятся из темноты в ее Сашку, замирала от страха и сознания своего бессилия. — Они стреляли в тебя, скажи?

— Нет. Шум им был ни к чему. Они решили сделать все тихо. Порезать меня — и все дела. Тогда с легкостью можно было бы списать труп на местных пацанов.

— Ты убежал? Где они? Может, вызвать милицию? — метнулась к телефону Галина Пилиповна, но Банда остановил ее:

— Нет, не надо. Я их, кажется, слегка покалечил. У одного сломана рука, двое других придут в себя не скоро.

— Их было трое?

— Вот этот-то вопрос меня больше всего и беспокоит. Боюсь, где-то рядом должны быть еще их люди. С другой стороны, в таком маленьком городке большая компания сразу оказалась бы на виду, поэтому не думаю, что тут их несколько десятков. Да и не такая я птица, чтобы против меня целый взвод бросать.

— Может, все-таки вызвать милицию? — Галина Пилиповна знала только одно средство зашиты от угрожавшей опасности — позвонить по номеру «02».

Если бы все в жизни было так просто! Но власть и сила НКВД не ослабли после пятьдесят третьего года, не ослабли и после девяносто первого. Ей и в голову не приходило, что снос памятника Дзержинскому на одноименной площади вовсе не означал, что его же портреты исчезли со стен кабинетов огромного количества зданий, принадлежащих столь памятному всем ведомству, зданий, мрачно царивших в любом городе тоталитарной державы, и уж ни в коем случае не свидетельствовал о том, что как-то изменились методы работы органов — от ЧК до КГБ.

Банда же успел за каких-то пару недель, в ускоренном, так сказать, режиме, испытать все это на собственной шкуре.

— Нет, это ничего не даст, Галина Пилиповна. Может получиться еще хуже. Если я окажусь в КПЗ на период расследования, Алину защитить уже никто не сможет, да и со мной там, в камере, справиться будет куда легче.

— Но ведь ты не виноват…

— Это следователю слишком долго объяснять придется… Ладно, давайте-ка лучше ложитесь спать — Что?! — изумлению женщин не было предела. — Спать? Когда где-то совсем рядом…

— Галина Пилиповна, дайте мне, пожалуйста, фонарь или керосиновую лампу. Мы с Олежкой кое-что в вашем сарае припрятали, достать надо…

— В клуне?

— Да, в клуне. И выслушайте меня внимательно, пожалуйста, и не просто выслушайте, а сделайте так, как я скажу. Я возьму одну штучку из сарая и посижу тихонько во дворе, покараулю. А вы ложитесь, выключайте свет и засыпайте. Вам обязательно надо выспаться, потому что днем я спать буду, а вы меня сторожить. Спокойной ночи! И, главное, ничего не бойтесь, — накинув на плечи свой старый афганский бушлат и взяв в руки фонарь, Банда скрылся за дверью…

* * *

— Вызывали, Виталий Викторович? — Котляров, уже третий день изнывавший в своем кабинете без дела, робко постучал в дверь и вошел, с надеждой уставившись на Мазурина. Все это время он не находил себе места, чувствуя, как шатается, разваливаясь под тяжестью его последних промахов, с таким старанием построенная карьера. Он даже не созывал в эти дни оперативные летучки в своем отделе, забросив контроль над всеми делами и вспоминая лишь одну толстую папку, которую он отдал в канцелярию, с надписью «Большаков В.А.» на обложке.

— Да. Садитесь, Степан Петрович.

«По имени-отчеству, на «вы»… Не к добру. Видно, какой-то прокол у Мазурина», — сделал про себя вывод Котляров, усаживаясь на привычное место по другую сторону стола своего шефа.

— Ситуация складывается хреновая, — без предисловий и очень серьезно начал генерал. — На этот раз обосрались и мои люди. Этот Банда действительно крепкий орешек. Троих раскидал — одному руку сломал, двое едва оклемались… Мне это надоело в конце концов!

— Так точно, — нервы Котлярова тоже были на пределе, и он невольно вздрогнул от крика вдруг заоравшего генерала.

— Держи. Это его дело. Оно снова поручается тебе. Реабилитируйся — это твой последний шанс. — Мазурин бросил папку через стол. — Срок — неделя. Выезжай туда сам, бери столько людей, сколько нужно, хоть с других операций снимай. Но дело должно быть закончено в срок.

— Есть!

— Да пошел ты!.. Этот старый козел, Большаков, начал ходить по начальству, катить на нас бочку. Слава Богу, что из-за нашей неразберихи он пока не знает, кто им конкретно занимается. Меня сегодня уже вызывали… Скандал не нужен никому, понял? А если Большаков дойдет до начальника службы безопасности президента… Знаешь, что с нами сделает Гончаков?

— Догадываюсь…

— Тут и гадать нечего!

— снова взревел Мазурин. — Сожрет. С потрохами. За отсутствие профессионализма. И будет на сто процентов прав — элементарной операции не смогли прокрутит!.

— Так точно!

— Да заткнешься ты наконец или нет?! Заладил! — в ярости стукнул кулаком по столу Мазурин, но тут же, заметив, как потемнели глаза полковника, постарался взять себя в руки. — Короче, Степан Петрович, задание понял?

— Да.

— Запомни — семь дней тебе даю. Думай. Ищи решения. Делай что хочешь. Словом, через неделю я хочу забыть фамилию Большакова. Ясно?

— Так точно.

— Ступай.

…В тот же день, предварительно связавшись с коллегами из украинской службы безопасности, в Сарны из Москвы вышли две черные «Волги» и микроавтобус «РАФ» с плотно занавешенными окнами и набитый под завязку специальной аппаратурой наблюдения. Шестеро сотрудников под командованием лично полковника Котлярова с разрешения местных органов приступили к операции по отслеживанию особо опасного преступника Александра Бондаровича. Его деятельность, как было объявлено, угрожала безопасности Российской Федерации.

Разрешения на задержание и арест у группы Котлярова не было, но во всех прочих следственных действиях украинские коллеги обещали помочь…

* * *

Уже пятую ночь дежурил Банда во дворе дома Востряковых. Женщины за эти дни пообвыкли и успокоились, и Банда не делился с ними своими наблюдениями, не желая накалять страсти. А ситуация осложнялась с каждым днем.

Если первое время присутствия посторонних лиц в Сарнах не было заметно, то теперь ребята из «федералки» практически не прятались. Их «РАФ» денно и нощно торчал метрах в ста от дома Галины Пилиповны, и Банда знал, что каждое произнесенное ими слово в ту же секунду становилось достоянием сотрудников ФСБ Их «оперы» почти в открытую дежурили около дома, и две «Волги» обеспечивали их мобильность.

Банда понимал, что выхода у них с Алиной теперь нет. Вопрос заключался только в том, как долго все это будет продолжаться? И Банда то и дело нервно сжимал рукоятку пистолета Макарова, откопанного в клуне Галины Пилиповны, готовясь принять свой последний бой.