был в таверне Воксхолл. Бармен Вихаан вспомнит меня.

Кирби записал имя бармена.

– И вы поехали обратно на машине?

– К вашему сведению, не все посетители таверн напиваются или ширяются. Лично я, кстати, не пью. И не употребляю наркотики.

Кирби оставил подкол без внимания и продолжил.

– Когда вы ехали обратно, видели ли вы кого-нибудь около дома или на дороге – пешком или на машине?

Палмер покачал головой.

– Никого. Вокруг все было белым-бело. Никогда не видел ничего подобного в городе.

Он был прав – Кирби никогда не видел в столице столько снега.

– Вы видели или слышали что-нибудь подозрительное за последние двадцать четыре часа?

– Нет. А в чем дело?

– Этим утром на соседнем участке было найдено тело, – сказал Кирби.

– Что? – Палмер, казалось, испытал неподдельное потрясение. – Тело? Боже, это ужасно. Это был несчастный случай?

– Вряд ли.

– Вы знаете, чье это тело?

– Пока что нет. Вы случайно не видели в последнее время, как кто-нибудь околачивается неподалеку?

Палмер покачал головой.

– Нет, но, опять же, я редко хожу той дорогой – то есть той, что идет мимо главного входа. Обычно я сворачиваю налево и иду по направлению к магазинам или в город.

– Насколько я понимаю, раньше отсюда можно было попасть на территорию психлечебницы, верно? – продолжил вопросы Кирби.

– В стене сада есть дверь, но она закрыта уже многие годы.

– Можно ли попасть на соседний участок каким-то другим путем?

– Вы хотите сказать, что кто-то пробрался туда отсюда? – Эта мысль, казалось, шокировала его.

– Нам нужно изучить все возможные варианты. – По правую сторону от дома Кирби видел дорожку, которая наверняка вела к черному входу. – Вы не против, если я осмотрю сад? – Детектив взглянул на заснеженный пейзаж за окном. Черт возьми, за последние двадцать четыре часа он впервые оказался в таком теплом помещении.

– Чувствуйте себя как дома, но хочу заметить: кто бы ни пробрался в старую психиатрическую больницу, сделал он это не отсюда, – Палмер встал и провел Кирби в гостиную с панорамными окнами, которые выходили прямо в сад. Он снял ключ, висевший сверху на раме, и открыл дверь.

– Это дорога ведет прямо к реке? – поинтересовался Кирби, выходя на хрустящий белый снег.

– Да, там, за лабиринтом, стоит старый лодочный сарай, – Палмер показал налево; у него изо рта вырывался белый пар, повисавший в холодном воздухе. – Однако я бы не стал туда заходить. Не знаю, безопасно ли это. Все здесь сейчас не в самом лучшем состоянии.

Кирби направился к лодочному сараю, оставив Чарльза Палмера наблюдать за ним из окна теплой гостиной. Детектив пока не составил мнения об этом человеке. Тот пытался помочь и определенно умел готовить кофе, но смутило замешательство в ответ на вопрос о его местонахождении прошлой ночью. Не скрывается ли за этим что-то более зловещее, чем простая сдержанность? А ведь еще было наследство. «Скорее всего, продам дом…» Кирби вспомнил период после смерти бабушки. Его мать тогда продала бабушкин дом. То время было очень тяжелым в эмоциональном плане. Палмер же не выглядел расстроенным, и Кирби задавался вопросом, есть ли у того братья и сестры или собственная семья. То, что он проводил время в одном из самых известных гей-баров в Лондоне, отнюдь не означало, что в Перте у него нет жены и детей.

Пройдя несколько шагов, Кирби на мгновение остановился: его охватило то же чувство, что и рядом с домом Рэймонда Свита. Лондон казался таким далеким, за многие мили отсюда, хотя в реальности мост Челси с бесконечным потоком машин был всего лишь в нескольких сотнях ярдов от детектива. Вдалеке взревела сирена, но снег и этот звук приглушил и смягчил, словно тот доносился из другого, параллельного мира.

Кирби шел к лодочному сараю, ступая по толстому слою нетронутого снега. Когда-то сад был красивым. Справа от лужайки, через которую он сейчас проходил, была разбита клумба (ее контуры угадывались под снегом), а слева стояла роща. Прямо перед собой детектив увидел статую, а за ней – маленький замерзший пруд и высаженные в ряд деревья. Хотя Темзу было не видно за деревьями, Кирби чувствовал ее близость. Он свернул налево, оказавшись в маленьком лабиринте, и второй раз за утро ему вспомнилось «Сияние». В отличие от лабиринта в фильме, здешняя живая изгородь поднималась вверх не более чем на четыре фута и когда-то была аккуратно подстриженной; теперь же она неконтролируемо разрасталась во все стороны, а на отросших побегах лежал толстый слой снега.

Выйдя из лабиринта, Кирби очутился на дорожке, которую, должно быть, упоминал Палмер. Он пошел по ней; под его ногами скрипел посыпанный снегом гравий. Детектив теперь явственно чувствовал реку впереди, ее знакомый резкий запах. По левую руку от него возвышалась заросшая плющом стена с колючей проволокой наверху. Детектив заметил заложенный кирпичами проход. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть его, но было ясно: никто уже многие годы им не пользовался. Кирби перевел взгляд на стену, пытаясь представить, как пожилая жертва перелезает через нее посреди ночи. Это было попросту невозможно – если только этим утром она не превратилась в Женщину-Кошку. Он обернулся и посмотрел на сад. Тот и правда был великолепным, тут даже имелось нечто похожее на небольшие декоративные руины – низкая, приземистая, затянутая плющом постройка.

Направившись к реке, детектив дошел до лодочного сарая на сваях, выступавшего над водой. По сравнению со снегом Темза казалась коричневой и грязной, но вид отсюда все равно открывался изумительный. Крутые ступени вели прямо к реке, и сейчас, при отливе, они доходили до самой кромки воды. Кирби обошел лодочный сарай и увидел, что тот закрыт на новый замок. Сверхпрочный – такой незачем вешать на дверь, чтобы сберечь газонокосилку или весельную лодку. В сарае была лишь пара окон – занавешенных, поэтому детектив не смог ничего разглядеть внутри. Он уже собирался вернуться к дому, как зазвонил его мобильный телефон. Это был Андерсон.

– В чем дело? – спросил Кирби.

– Рэймонд Свит вернулся. Он ждет нас в доме привратника и выглядит не очень-то довольным.

Глава 7

Рэймонд ждал детектива в доме уже более получаса – снаружи стоял полицейский – и с каждой минутой нервничал все больше. Он забрал из психлечебницы только пару вещей: то, что никому никогда не понадобилось бы. Рэймонд волновался из-за приобретений более щекотливого характера, как ему нравилось их называть: вещей, которые не должны были оставлять здесь изначально. Так дело было в них? Или в его рисунках? Он часто рисовал