сексуально – цитируя фаблио,И коль жену муж кормит надлежаще,То он ее и трахать должен чаще.

Она утверждает, что любит его, поскольку он ее содержит и покупает ей одежду; он же говорит, что она с ним только ради секса.

Чтоб между нами не было разладов,Из кожи вон я лезу. Одних нарядовМало, чтоб удержать любовь жены:Мужья почаще трахать жен должны.

(Обратите внимание, как сильно это отличается от современных реалий, когда муж скорее обвинял бы жену, что он ей нужен только ради денег, а она бы протестовала, что любит его за прекрасный секс.)

Однажды рыбак находит в реке труп – тело священника, который утонул при попытке сбежать от ревнивого мужа своей любовницы – и решает проверить свою жену. Он отрезает у трупа пенис, приносит его своей жене и заявляет, что пенис принадлежал ему: якобы он его потерял в результате нападения трех рыцарей. Жена незамедлительно говорит ему:

Молю я Бога, чтобы скорей ты умер!Твое мне тело от таких потерьДонельзя омерзительно теперь.

Она уже готова уйти из дома, но он окликает ее и говорит ей, что Бог волшебным образом вернул ему пенис. Она говорит:

Дражайший муж мой, милый друг,Какой же я пережила испуг!Уж сколько я живу на белом свете,Не знала я такого ужаса и трети.

– обнимая его и на всякий случай сжимая его пенис в руке.

Как мы должны понять эту историю? Она описывает поведение простых людей, но она была написана для аудитории с более высоким социальным статусом – аристократов или горожан. Они смеялись над простым народом за то, что им движет похоть? Высмеивает ли это фаблио жену рыбака за ее сластолюбие? Как бы аудитория восприняла женщину, которой настолько нужен секс с мужем – скорее положительно или негативно? Говорит ли нам эта история об отношении женщин к сексу или о том, каким его себе представляли – или хотели бы видеть – мужчины? Считали ли средневековые женщины, что для сексуального удовлетворения нужен пенис, или же так думали мужчины? Очевидно, что мы не можем использовать подобные истории, чтобы рассказать об одной конкретной позиции средневековых людей по отношению к сексу – но именно из таких кирпичиков нужно сложить более общие выводы о средневековой сексуальности.

Мы должны рассмотреть и другую возможность: в культуре с эффективными методами контроля рождаемости мы смогли разделить секс и деторождение, но для средневековых людей связь между ними была намного более тесной. Когда средневековые тексты говорят о том, что женщины хотят секса со своими мужьями, они могут приписывать этим женщинам не сексуальное желание, как мы могли бы подумать, а желание родить потомство. И это приводит нас к еще большей неопределенности: если средневековые тексты приписывают женщинам жажду материнства, это отражение их истинных желаний или же отражение того, какие желания автор-мужчина считал для них надлежащими?

Изображения, как и тексты, можно интерпретировать по-разному, и если мы не владеем информацией об их создателе, контексте и аудитории, то мы не можем знать, что они могли значить для средневековых людей. Например, на бордюре знаменитого гобелена из Байё, на котором запечатлено завоевание Англии норманнами в 1066 году, помимо диковинных зверей изображены обнаженные мужчины и женщины – и ученые спорят об их значении. По всей Европе на церквях вырезаны порой довольно гротескные фигуры мужчин и женщин, демонстрирующих гениталии. Первоначально их интерпретировали как элементы языческих культов плодородия, сохранившихся в христианскую эпоху и слившихся с церковью, или же как воспевание их плодовитости в рамках более христианских взглядов. В последнее время эти фигуры трактовали как проявление мизогинии: согласно такой интерпретации, авторы этих фигур сводили женщин к их половым органам и подчеркивали угрозу, исходящую от женского сладострастия. Возможно, фигуры на полях рукописи или в вышивке – это всего лишь шутка автора, но вырезанные из камня фигуры на церквях чаще всего представляют собой часть заранее запланированного ансамбля; в некоторых фигурах мы узнаем сцены из Библии. Как нам понять значение этих изображений? Как средневековые люди их понимали, и насколько отличалось их понимание у разных людей? Что означало изображение мужчины с эрекцией, который гонится за обнаженной женщиной, на гобелене из Байё – прямо под изображением того, как Гарольда отводят к герцогу Вильгельму? Означало ли оно фертильность или символизировало распущенность нравов в Англии? Угрожает ли мужчина этой женщине или же это любовная игра? Если гобелен в самом деле вышили монахини, в чем состоял их замысел и что для них значила работа над ним? В конце XIX века тридцать пять женщин из Общества вышивки Лика выполнили копию знаменитого гобелена: впервые она была выставлена в 1886 году, а затем, в 1895 году, перевезена в музей Рединга. Дамы из Общества опирались на слегка измененную репродукцию оригинального гобелена: в некоторых сценах были убраны явно видимые гениталии. Разница в том, насколько откровенными вытканы изображения, может нам многое рассказать о том, что считалось допустимым в приличном обществе XI века.

Исследователи не предложили в полной мере убедительных объяснений тому, какую функцию выполняют подобные изображения на бордюре гобелена, хотя Мэдлин Кэвинесс подчеркивает, что их необходимо интерпретировать в контексте основной сцены и, скорее всего, это была ремарка в адрес Гарольда[11]. Возможно, эти изображения описывают изнасилования, которые часто сопровождают войны. Возможно, они сравнивают победителей – с мужчиной с эрекцией, а потерпевших поражение пленных – с женщиной. Возможно, как более абстрактные изображения зверей и птиц, они добавлены просто для украшения, возможно – как шутка автора. Вряд ли эти изображения считались непристойными, иначе они не появились бы на таком гобелене – и точно так же маловероятно, что это была порнография, призванная вызвать сексуальное возбуждение. Исследователи расходятся во мнениях насчет того, где именно был выставлен гобелен – некоторые считают, что из-за фигур на бордюре он вряд ли был бы уместен в церкви – но пока мы не знаем, как следует их интерпретировать, мы не можем с уверенностью сказать, что в церкви они были бы недопустимы, поскольку на стенах церквей мы встречаем похожие, пусть и не идентичные изображения.

На вопросы об интерпретации этого изображения с гобелена из Байё ответить невозможно, но даже если бы нам это удалось, ответы были бы применимы только к этому конкретному культурному артефакту, порождению англо-нормандской культуры конца XI века, а не к «средневековому» этносу в целом. Средневековые тексты и произведения искусства можно интерпретировать разными способами. На многие вопросы эта книга не сможет дать окончательный ответ – только предложить некоторые возможные версии, на которые указывают имеющиеся у нас свидетельства. Некоторых читателей это разочарует. Историков это тоже огорчает, но именно так им и приходится