Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлия обиженно отвернулась.
– Все эти домыслы слишком примитивны… четыре стихии, а почему не пять или семь.
– Вот видите, как будто специально пропустили шесть.
– Так к слову пришлось, – глядя в окно, буркнула она.
– Интересны по этому поводу мысли Пифагора, который полагал, что первые четыре цифры являются основными в математическом описании окружающего мира. Подобно стихиям один + два + три + четыре в сумме дают мистическую декаду – 10, некий новый уровень числа. Кстати, не буду комментировать, но человечество научилось использовать лишь двоичный код.
– Вы подозрительно все знаете, – засмеялась Юлия.
Роман Григорьевич замолчал, и она повернулась и приблизила к нему лицо.
– Вы лучше молчите, как камень…
Роман Григорьевич, сам не понимая себя, положил ей свободную от руля руку на бедро:
– Юля, вы мне льстите.
Она не отстранилась от руки, но он скромно сам убрал ее.
– Вы наверно, все знаете…
Молча ехали несколько минут, и Роман Григорьевич произнес:
– Существуют две наиболее важные движущие силы в жизни: любовь и смерть… Любовь это вдохновение и конец старого, и начало нового, прежде всего новой жизни физической и духовной…
Юлия Борисовна задумалась и как бы про себя сказала:
– Вы правы… Это рождение и защита от грядущего близкого тебе ребенка.
– У вас есть дети?
– Дочка… Она осталась в Москве с мамой.
При прощании Роман Григорьевич поцеловал Юлии руку и почувствовал, что это было ей приятно.
На следующий день Юлия и Роман Григорьевич уже чувствовали некую близость друг к другу. Они чаще улыбались и не редко отвлекались, говоря о делах. Движения Юлии стали необычно привлекательны. Она была осторожна и в то же время неудержимо и стремительно впитывала глазами окружающую новизну.
Роман Григорьевич как бы невзначай заметил, глядя на нее:
– Египтяне почитали кошек.
Она поняла эту фразу, и глаза ее заблестели.
Юлия почувствовала пристальный взгляд Романа Григорьевича, и ей захотелось немного отпарировать:
– А скажите откровенно, – она специально заглянула в его глаза, – Была ли у вас… настоящая любовь?
Роман Григорьевич задумался.
– Любовь… всегда настоящая…
Юлия оценила эту фразу. Она опять загорелась.
– Имеется в виду большая любовь!
– Большая звучит тоже не определенно…
– Не придирайтесь!.. И все-таки, – наступала она.
– Пожалуй, самая неожиданная… она нахлынула внезапно и спонтанно. Как будто небеса повернулись ко мне лицом.
– Это как? – восторженно откликнулась она.
– Я только что вернулся из первой заграничной командировки, знакомился с новым коллективом, где было много молодых людей и девушек. Особенно мне понравилась одна. Стройная, с нежным взглядом, облаченным в строгие крупные очки. Какая-то скрытая энергетика… Смотрела и разговаривала смело и без комплексов. Я же был застенчив, потом положение женатого в то время обязывало внешне не проявлять своих чувств.
– То есть вы были совсем неискушенный птенец… Полагаю, что именно она сама почувствовала себя предметом вашего обожания, – весело подхватила Юлия.
– Мне и в голову не приходило попытаться ухаживать за ней, тем боле, что многие мужчины и не только с нашего отдела обращали на нее внимание.
– Что же могло произойти? – засмеялась Юлия Борисовна.
– А произошло, действительно, что-то сверхъестественное… Мой стол в офисе был рядом со ставшим моим приятелем молодым сотрудником, который был влюблен в другую девушку и долгое время ее добивался. Она часто появлялся в нашей комнате, и явно положительно относилась к его ухаживанию, но воспитание в духе «строгих правил» мешало развитию их отношений. Мне, откровенно говоря, было жаль его и ее… И вот однажды сияющий Александр, так звали соседа, появляется в офисе и радостно говорит мне:
– Она согласна, но говорит, что без подруги не поедет на квартиру. Так что, Роман, выручай!
Я естественно поинтересовался, кто эта самая подруга.
– Я догадалась – это была она?
– Да, Юлия Борисовна, вы, как всегда, удивительно прозорливы… С этого все и началось: сначала неоднократные посещения квартиры Александра, потом встречались уже вдвоем. Для наших встреч я снял квартиру ее знакомой подруги. Было какое-то сумасшедшее время, мы встречались почти каждый день, и эти часы никогда не были в тягость. Более того это была уже необходимость. Причем я почувствовал полную свободу, и ее ответное чувство окрыляло меня.
– То-то я чувствую, как от вас веет свободой любовью, – звонко залилась смехом Юлия.
Роман Григорьевич, словно не слыша ее, продолжал:
– После заграницы у меня появилась собственная машина, которая давала дополнительные возможности для интимного общения… Мы уезжали даже во время работы. Потом были поездки в Суздаль и другие подмосковные города, почти всегда с приключениями.
– Приключения нельзя стереть в памяти, – лукаво заметила Юлия.
– Впечатления остались на всю жизнь… Разбитые русские дороги, порой даже через лес, но машина никогда не подводила… Были трудности с гостиницей: раньше проверяли паспорта и без расписки вместе не селили. Приходилось иногда неожиданно покидать номер и даже ночевать в машине… но все было в радость… Да, в этом было что-то настоящее и необъяснимое…
– Настоящее, – опять задумалась она, – Это правильно… А про гостиницы… если так было, действительно, ужасно… я понимаю… Любовь – это всегда прекрасно!
– Женщина словно набегающая волна: она может быть ласковой и нежной, но и коварно уничтожить, затянув вдали от берега в море.
– У вас, оказывается, большой опыт, Роман Григорьевич, – заключила Юлия.
– О любви можно многое почерпнуть из литературы, – парировал Роман Григорьевич.
– Сегодня все изменилось.
– Это только так кажется… Художественными средствами литературы, как и в жизни всегда были – любовь…страдания и… смерть…
– Ну, причем тут смерть?
– Любовь и смерть всегда вместе… Любовь… рождает и создает… Смерть по-своему обновляет мир.
Юлия задумалась, а Роман Григорьевич продолжал:
– Смерть неразрывно связана с возрождением. Божественная справедливость отделена от милосердия… Интересно, что животные не тревожатся смерти. Жизнь им кажется вечной. Но они чувствуют приближение ухода из жизни когда ослабевают и уже не так противятся этому. Бог отдает сущность старого ради творения нового… Стихия явления смерти – огонь.