— Тебе не стоит ездить на нем. Это опасно, — сказал Хью, но при этом озабоченность его показалась Элизабет притворной.

Она внимательно посмотрела в глаза Хью, но не увидела в них ни хитрости, ни коварства. — Не забывай того, что случилось с Джейми, — негромко добавил он.

Не забывай! Разве такое можно забыть?

Тот день навсегда останется в ее памяти. Блэк Джек, любимый конь Джейми, вернулся с охоты один: хромающий, взмыленный, бешено косящий глазом. Бросились на поиски Джейми и вскоре обнаружили его бездыханное тело. Началось расследование, а затем было объявлено решение суда: смерть вследствие несчастного случая при падении с лошади. Но ни тогда, ни позже Элизабет не могла поверить в это. Джейми был превосходным всадником, и невозможно было представить, что он мог сломать себе шею, упав со своего любимого скакуна.

— Я помню, — резко ответила Элизабет. — Но волноваться за меня не стоит.

На короткое время в комнате повисла звонкая, напряженная тишина. Элизабет никогда и никого не обвиняла в смерти своего мужа, но и поверить в то, что она была случайной — тоже не могла.

Нет, нет, ей сейчас просто необходимо побыть одной на свежем воздухе. До сумерек еще почти час — самое время успокоить нервы хорошей скачкой.

Элизабет быстро поднялась в свою комнату, сменила платье на бриджи и рубашку, а затем поспешила к конюшням. Выходя из дома, она постаралась миновать столовую: ей хотелось избежать осуждающих взглядов Хью и Барбары. Что ж, о вкусах, как говорится, не спорят, но Элизабет давно убедилась в том, что для верховой езды нет ничего удобнее, чем брюки и свободная рубашка.

Шэдоу уже ждал ее, нетерпеливо всхрапывал и бил копытами в землю. Элизабет сноровисто оседлала его, подтянула подпруги. На конюшне она была одна. Каллум Трапп, тренировавший лошадей днем, уже ушел, не видно было и мальчишек — грумов, и Элизабет была очень этим довольна — больше всего ей хотелось сейчас тишины и одиночества. И еще — хоть на короткое время почувствовать себя свободной.

Элизабет дала коню полную свободу, и Шэдоу полетел во весь опор по широкой пустынной дороге. Засвистел в ушах холодный ветер, слились в сплошную темную полосу стоящие вдоль дороги деревья, и Элизабет почувствовала, как отступает, уходит напряжение, и все тело начинает наполняться радостью жизни и стремительного полета. Мысли ее успокоились и потекли широко и плавно. На какое-то время Элизабет позволила себе перестать мучиться грядущими проблемами, забыть и о нашедшейся племяннице, и об этом загадочном американце.

Американец.

Что ж, остается только надеяться, что он окажется порядочным человеком и не примется высасывать деньги из поместья. Конечно, опасность такая есть, тем более что, по словам мистера Алистера, этот американец был адвокатом. Если не считать мистера Алистера, который был исключением из общего правила, все адвокаты, которых знавала Элизабет, занимались выкачиванием денег и стояли в ее глазах на одной ступени с самыми обыкновенными жуликами.

Ладно. Поживем — увидим.

Элизабет подобрала поводья и направила Шэдоу к показавшейся впереди изгороди. Набирая ход, жеребец стрелой подлетел к преграде, легко взмыл в воздух и уверенно, мягко опустился на землю по другую сторону барьера. Элизабет осадила своего серого красавца, давая ему передохнуть, и наклонилась в седле к самой шее Шэдоу, поглаживая его и шепча ему на ухо ласковые слова. Шэдоу запрокинул голову и тихо заржал, признательно косясь своим огромным темным глазом на хозяйку.

Из-за изгороди раздался лай Генри Восьмого — ревнивый, громкий, возмущенный.

«Вот ревнивец! — подумала Элизабет, — и лентяй».

Что верно, то верно: ленив Генри был необыкновенно. Большой, сильный, он без труда мог бы перепрыгнуть через эту изгородь, если бы захотел.

Однако не зря, наверное, досталось Генри его имя — имя славного и очень толстого короля, что правил Англией много лет тому назад. Наш Генри был тоже весел и был бы, наверное, ужасно толст, если бы хозяйка не заставляла его хоть немного шевелить лапами.

Тем временем Элизабет снова натянула поводья, и отдохнувший Шэдоу почти без разбега взял барьер в обратном направлении. Прыжок его был на редкость легок и красив, а полет так стремителен, что у Элизабет захватило дыхание. Остался доволен прыжком и Генри. Он-то прекрасно знал, что теперь путь у них может быть только один: домой, домой!

Элизабет развернула Шэдоу к дому, подняла голову и увидела далеко впереди серые стены Калхолма. Отступившие было тяжелые мысли обрушились на нее с новой силой. Что-то будет дальше? С ней, с ее лошадьми? Не придется ли им всем вместе перебираться отсюда, в поисках нового пристанища? Или, чем черт не шутит, приедет этот американец, Бен Мастерс, увидит Шэдоу и поймет — если эти американцы хоть немного разбираются в лошадях, — какие возможности таят в себе конюшни Калхолма. Будем надеяться, что поймет.

* * *

Тощий маленький возница погонял своих лошадок, и они дружно бежали по разбитой проселочной дороге. Трясло неимоверно, и каждая выбоина отзывалась тупой болью в теле Бена. Особенно сильно болело справа, там, куда пришелся основной удар того ящика в доке Глазго. Однако Бен не собирался жаловаться на судьбу. Подумаешь, пара шишек на голове да дюжина синяков! Можно считать, что он легко отделался.

И все же недаром он ожидал от этого путешествия неприятных сюрпризов. Конечно, кто-то может сказать, что те ящики свалились на его голову случайно, но только не Бен. Он-то давно не верит в такие совпадения и знает, что ни ящики, ни кирпичи ни с того ни с сего на людей не падают.

Камерон, кстати, тоже не заподозрил ничего особенного, как, впрочем, и другие свидетели того происшествия. Он помог Бену подняться, предложил проводить в гостиницу, и Бен принял его помощь. Камерон решил тоже остановиться в «Четырех Конях», тем более что и сам собирался назавтра сесть в экипаж, идущий до Эдинбурга.

После того досадного происшествия в порту прошло два дня, и вот наконец их путешествие близится к концу. Они с Сарой Энн благополучно проделали большую часть пути в карете до Эдинбурга, наняли эту колымагу и теперь…

Карету резко тряхнуло, и Бен сильно ударился о дверцу больным боком. Он негромко застонал и выругался.

Толчок разбудил и Сару Энн, она неохотно приоткрыла глаза. Большую часть пути девочка проспала, и тому была серьезная причина: к ней вернулись «медведи». На сей раз они бросили ее в темную комнату без дверей, и эта комната стала уменьшаться, стремясь раздавить свою пленницу. Там, в этом сне, Сара Энн кричала, но крик ее отражался от сближающихся стен ужасной комнаты, от опускающегося потолка, и никто не услышал ее, и никто не пришел на помощь.

И вот теперь всю дорогу девочка спала, но и в краткие моменты бодрствования оставалась вялой и безразличной ко всему. Даже Камерон, ехавший вместе с ними до самого Данигла, не смог расшевелить ее своими историями и фокусами.

— Подъезжаем, сэр, — обернулся возница. Сара Энн зашевелилась и плотнее прижалась к Бену.