— Ну, и что про меня рассказывают? — Мне даже стало интересно, я поднялся на локте, и из рояля снова выскочил громкий басистый звук.

Бум-м-м.

— Знаешь, что про него рассказывают?! — Паша указал на меня пальцем.

— Ну, и что про меня рассказывают?

Паша замолчал, собираясь с духом, потом выдал:

— Однажды он и еще четверо чуваков отправились на остров, на рыбалку. А на остров выбросило сундук. Они стали его открывать, а когда открыли, то из этого сундука вырвался вампир!

Это было уже довольно интересно. Я первый раз в своей жизни слышал слух про себя самого. Я стал знаменит.

Если про тебя начинают сочинять истории, значит, ты знаменит. Значит, ты — народный герой.

— Это был вампир-карлик, — продолжал рассказывать Паша. — Он напрыгнул на всех и стал их терзать. И этот остров превратился в остров крови и смерти! Потому что, когда их нашли через неделю, на этом острове никого не было, кроме вот этого типа! Он их всех прикончил! Там даже вампира не нашли. Почему? Потому что он сам стал вампиром! Он и сейчас вампир!

Я захихикал и сказал:

— Знаешь, Тоска, вампиры — ужасные типы. Такие зануды, что свет просто не видел. И фантазии у них такие — башку просто себе отхохочешь. Если вампир, к примеру, на рояле играет, то он будет обязательно спать в рояле, это давно доказано…

— Видишь, он сам подтверждает, что он вампир! — вставил Паша. — Зачем он в этот рояль забрался?

— Какой тупой… — вздохнул я.

— А ты вампир!

И Паша снова указал на меня пальцем. Тогда я взял и треснул его балалайкой. По пальцу. Не пристало, чтобы в народного героя тыкали пальцем всякие гады. К тому же еще по имени Паша.

— Ай-ай-ай! — заверещал Паша. — Он мне палец сломал!

— Не желаете ли выслушать народную неаполитанскую песню про страдания одинокого шарманщика, умирающего от голода на бескрайних просторах Италии? — спросил я.

И задолбал пальцем по струнам и запел:

— Ходи-и-ил-ходи-и-ил я по свету туда-сюда, туда-сюда…

Паша взвизгнул и неумело стукнул меня кулаком.

— Видимо, это надо воспринимать как вызов, — сказал я. — Тоска, он хочет биться? Ты хочешь биться?

— Да, — неуверенно кивнул Паша. — Наверное…

— Предлагаю дуэль на клавесинах, — сказал я. — Это так экстравагантно!

— Тут нет клавесинов, — сказала Тоска. — И вообще, хватит дурью маяться, давайте лучше думайте, как выбираться.

— Надо построить дристолет, — сказал я. — В качестве же движущей силы выступит наш друг Паша…

— Я его сейчас поколочу!

Паша схватил меня за грудки и принялся грубо вытаскивать из рояля.

— Как это подло! — сказал я. — Вытаскивать человека из его рояля…

Но Паша был силен и из рояля меня все-таки вытащил. И мы собрались было немножко подраться, но подраться не получилось. Что-то щелкнуло сверху, сначала справа, потом слева. Я прыгнул на Тоску и повалил ее на пол — мало ли что здесь может свалиться с потолка? Но это был всего лишь занавес с серпом и молотом.

Занавес упал, и стало темно и пыльно.

— Ладно, мои героические друзья, — сказал я. — Надо признать, мы тут действительно не одни.

— Призрак филармонии? — предположила Тоска.

Я не ответил. На моем лице лежало несколько растрепанных позолоченных кистей с бахромы занавеса, они лезли в глаза и в нос, воняли старой пылью и занавесными вредителями, что отнюдь не способствовало продолжению беседы.

— Может, выберемся отсюда? — промычал откуда-то справа Паша. — И свалим подальше…

— Это не призрак филармонии, — ответил я Тоске. — Это призрак дохлого художника Паровозова. Скорее всего, он заключен в его альбоме. Знаете, как это бывает, — Смертельный альбом со смертельными призраками. Послушайте, о други, пока мы тут тухнем, я поведаю вам одну жесточайшую историю, которую я выяснил, пока ехал сюда на такси. Так вот. За этим альбомом гонялись пять человек, все они бесследно пропали. Каждый отправлялся в этот Дом культуры, но никто не вернулся. Значит, они где-то здесь. В подвале, наверное, в бетон закатаны. Пятый охотник за альбомом вел дневник, вернее, не дневник, а в записной книжке все записывал и перед тем, как исчезнуть, отправил ее своей подружке. Эту записную книжку даже к публикации запретили, в Интернете только последняя страница лежит — чтобы никто не мог узнать, где этот Дом культуры…

— И что там было написано? — спросил Паша. — На этой последней странице?

— На самой последней странице было написано: «…сбереги нас от зла, сбереги, никогда не касайся этого, никогда не смотри…».

— Ясно, — сказал Паша. — Я уже устал от этих сказок. Сейчас достану мобильник и позвоню друзьям…

— Бесполезно, — сказал я. — Я пробовал. Сети нет. Тут же все умерло. Так что спрячь свою трубу до лучших дней.

— Мы думаем отсюда выбираться? — спросила Тоска.

— Это вопрос чрезвычайно интересный… — начал я.

На занавес что-то упало.

— Что это? — зашипела сбоку Тоска.

— Тихо! — громко зашептал я. — Тишина.

По накрывшему оркестровую яму занавесу кто-то шагал. Занавес прогибался под этими шагами, но не сильно, шагавший весил не очень много. Я принялся доставать из рюкзака свой томагавк и чуть не вывихнул себе плечо. Шаги прошли надо мной, потом над Тоской.

— Он остановился рядом! — в ужасе зашептал Паша. — Он стоит совсем рядом, я слышу, как от него пахнет…

— Чем? — спросила Тоска.

— Он… оно, кажется, нюхает! — продолжал Паша. — Оно вынюхивает!

Паша замолчал, и снова стало тихо. Я слышал, как стучит сердце и бежит кровь, как она бьется мне в виски. И мне тоже было страшно. Потому что мне показалось, что я тоже слышу запах. Непонятный, я так и не мог определить, что именно это за запах. Но то, что запах нехороший, я понял сразу.

Вообще, запах — один из основных признаков того, что происходит что-то неладное. Любое появление дурного постороннего запаха в тех местах, где его быть не может, должно вас насторожить. Потому что зло пахнет скверно.

— Он меня щупает, — захныкал Паша. — Он трогает меня!

Я не удержался и сказал:

— Не дергайся, Паша, наверное, ты ему просто нравишься. Он сейчас тебя пощупает немножко и успокоится.

— Сам не дергайся! — крикнул Паша. — Баран…

И дернулся. Послышался звук падающих музыкальных инструментов, бубен покатился, звякнули тарелки, и еще какой-то свист послышался. Негромкий, но тем не менее весьма отчетливый. Потом свист стих, и напряжение на занавесе исчезло.