— Да, он сказал, что ты до обеда отпросился. У тебя на столе протокол, прочитай.

— Кто сейчас у Сидоренко?

— Киреев.

— Как он?

Егоров, молчавши до сих пор, протиснулся к столу и присел на его край.

— А ты что не едешь домой?

— Тебя ждал. Ну, боксер и дал прикурить. Ночью простыню скрутил, чуть не удушил себя. Повязки сорвал, мне разок врезал, а врач еще говорил, что лежачий и двигаться не может. Теперь он уже точно месяц не встанет.

— Почему?

— Так рана открылась. Там кровища хлестала по всей палате. Смотри.

Парень расстегнул пиджак — под ним ничего не было, только заросшая редкими волосами грудь.

— Финку застирал, в душевой повесил.

— Киреева предупредил?

— Провел инструктаж.

— Хочешь, возьми мою футболку, вон, в шкафу, нижняя полка.

— Спасибо. А ты мою оденешь?

— Если надо будет. Пусть пока висит. Иди, отоспись, вечером Киреева сменишь.

— Опять? Может другого кого отправишь?

— Ну, у тебя же опыт.

— Уговорил. По старой дружбе.

— Пусть так. В общем, придешь?

— Подписано, — Егоров поднялся со стола. — Так я беру футболку?

— Конечно.

— Спасибо, выручил. У полковника отметиться?

— Не надо. Ты же в моей группе.

— Тогда ладно, пока.

— Пока.

Медведев взялся за бумаги и начал из просматривать.

— Закончишь за неделю? — спросил майор Задохин, гладя на него со своего места.

— Нет, — ответил тот.

— Почему? Ведь уже все нашли.

— Для суда нужны доказательства, признания. Нужна очная ставка. А Сидоренко в больнице. Дубовцев тоже.

— Ну уж Дубовцева можно привезти на допрос и на очняк.

— Роль Сидоренко мне не совсем ясна.

— Думаешь, потерпевший.

— Скорее всего.

— Веселенькое дельце — таскать за собой камни в 1,5 миллиона баксов.

— Его жену изнасиловали и убили. Что-то я не помню, чтобы так поступали с подельниками.

— Это вы про кого? — в комнату вошел полковник Кононов, как всегда — в форме, моложавый и подтянутый, и все тут же поднялись при его появлении. — А надымили как. Вроде и окно открыто. Так о чем разговор? Сидите, ребята.

— О Сидоренко, — ответил, возвращаясь к своему месту, Задохин.

— Да, пал с пьедестала олимпийский бог. А жаль. Какой боксер.

— А удар левой у него, Михаил Степанович? Быка свалит.

— Что скажешь, Володя? На много тянет?

— Не знаю, Михаил Степанович.

— Не допрашивал еще?

— Нет. Вряд ли он что ответит сейчас. Михаил Степанович, я хотел поговорить с вами.

— Здесь, или у меня?

— Лучше здесь. При всех.

Кононов с готовностью взял стул, который ему предложили и поставил его так, чтобы удобнее было разговаривать с капитаном.

— Слушаю тебя, Володя, — сказал он, садясь и глядя на подчиненного.

— Я хотел бы поговорить о Ире Сидоренко.

— О жене его, что ли? — полковник снял фуражку и пригладил надо лбом темные волосы.

— Ну да.

— Она же умерла.

— Что теперь будет с телом?

— Ну… отдадут родственникам.

— Нет у них никого.

— Ну там, по работе…

— Она не работала нигде. Ей же всего 18 лет было. А у Сергея и тренер, и завсектором и вся сборная — у нас. Сами же знаете.

— Да, ситуация.

— А по-моему, — заговорил Задохин, — по-моему, у нас и так хватает дел. Мы — не похоронное бюро.

Полковник молча дослушал его и снова посмотрел на Медведева.

— Я спросил в морге: тела или по просьбе родственников сохраняют в холодильнике, или хоронят за муниципальный счет.

— Это в общей могиле, что ли?

— Не выяснял.

— Бедная девочка, — сказал полковник, доставая из кармана леденцы, и вздохнул. — И смерть — ужасна, а после смерти — еще паршивее.

— Надо похоронить ее, — сказал Медведев, не поднимая глаз от стола.

— А на какие вши, — сразу откликнулся Задохин.

— Деньги есть. Только я один не справлюсь.

— Сидоренко, что ли дал?

— Чего?

— Деньги, конечно.

— А. Да. Не важно.

— Может до выздоровления мужа подождем?

— Долго. Да и неизвестно, чем все кончится.

— Да. Несчастный ребенок. Она не заслужила такой участи. А боксер как же. Попрощался бы хоть.

— Ему и так тяжело.

— Да.

— А если сядет, долго ждать придется.

— Ну, если так. Что ж, — проговорил полковник. — В конце концов, это же наш христианский долг… Или как это говорится сейчас, — Михаил Степанович смутился от непривычных слов, хмыкнул, потер нос и выпрямился. Значит, деньги, говоришь, есть? Ребята, вы как на это смотрите?

— Я — за.

— Я — тоже.

— Поможем.

— Ладно.

Парни смотрели друг на друга, на Медведева и кивали, сминая окурки сигарет, притушенные из вежливости при появлении Кононова. Майор Задохин вздохнул и ответил последним.

— Я, как все. А что делать то?

— Ну, — начал полковник. — Оформлять. Справка о смерти от прозектора — раз…

— Это у меня есть, — сказал Медведев. — Я две взял.

— Потом, — кивнув продолжил полковник, — паспорт сдать в ЗАГС. Все документы у тебя, Володя. Ты и езжай. Потом гроб, памятник. В один день справитесь?

— Сделаем, Михаил Степанович.

— Вот и хорошо. Завтра, значит, после обеда, похороны. Следствие не пострадает?

— Нет.

— Михаил Степанович, я возьму служебную машину?

— Бери. А что с твоей? Разбил, что ли?

— Д-да, — Медведев отвел глаза.

А полковник уже не глядел на него. Поднявшись, он надел фуражку, взглянул во вделанное в шкаф зеркальце, поправил козырек и вышел.

— Ты продал машину? — спросил Задохин после его ухода, глядя на Медведева пристально и испытующе.

— Это так важно?

— Слушай, Володь, ты ведь в органах работаешь, а не в похоронной компании, — в голосе Задохина звучала насмешка.