Чиновник Курицын в молодости был из типа любезников и балагуров. Вследствие этого, несмотря на свою довольно пошленькую наружность, он был любимец дам и считался лучшим кавалером в известном кружке. В те времена он служил еще в провинции. У одного сослуживца его была дочь действительно редкой красоты. Так случается, что где-нибудь на заднем грязном дворе, у покренившегося, подрытого забора лепится чахлый куст розы, а на ветках ее одиноко качается нежный пышный цветок.

Такова была и дочь чиновника Сапожникова, Наталья Ивановна.

Несмотря на жалкое убожество обстановки и грубые нравы своей среды, она выросла пышной красавицей и чудными глазами своими приводила в восторг всякого, кто только ни встречался с нею.

Чиновник Курицын сделал ей предложение, а чиновник Сапожников изъявил полное согласие, имея в виду многочисленность своего семейства. Притом он надеялся, что будущий зять рано или поздно сделает себе служебную карьеру.

Красавица Наталья Ивановна горько зарыдала, узнав о решении своей участи; но делать было нечего! Чиновник Курицын выдавался из своей среды и был еще одним из лучших женихов.

Вскоре была сыграна свадьба, на которой было очень оживленно и весело.

Сам жених чиновник Курицын был, однако, трезвее всех.

Наталья Ивановна сидела у низенького оконца домика в уездном городишке и со слезами на глазах смотрела на печальную картину провинциальной улицы, по которой медленно прогуливалась чахлая корова и общество кур с затесавшейся почему-то в его среду уткой.

Подвенечный наряд ее как-то странно дисгармонировал с окружающей обстановкой самой заурядной пьяной оргии. На нее никто не обращал даже внимания. Все гости были заняты опоражниванием бутылок сомнительного качества вина.

Вдруг мимо самых окон прокатила щегольская коляска. Это было диковиной в захолустном уголке; многие гости выскочили даже на крыльцо; вышла и сама невеста.

В коляске сидел красивый брюнет, в ногах которого покоился белый сеттер.

— Граф, граф! — зашептали все и в ужасе, словно от какой-нибудь опасности, скрылись вовнутрь домика.

Наталья Ивановна осталась одна и продолжала глядеть вслед уезжавшему экипажу.

В это время расфранченный ямщик оглянулся, сказал что-то седоку — и граф оглянулся тоже.

Наталья Ивановна все продолжала стоять на крыльце, как белое привидение чудной красоты. Ее подвенечный наряд при ярких лучах солнца делал из ее фигуры нечто волшебное.

Лихая тройка остановилась; граф, упершись коленом в сиденье ландо, глядел назад, не сводя глаз с чудного образа невесты.

Но вот он опомнился, сказал что-то кучеру — и экипаж, быстро повернувшись, подкатил к крыльцу…

Граф выскочил из экипажа. Это был красивый, стройный брюнет, с серыми глазами и тонкими чертами бледного, изящного лица.

Он сверкнул улыбкой и, сняв шляпу, проговорил:

— Если вы, молодая хозяйка, позволите мне присоединиться к вашему празднеству, то я бы с удовольствием выпил стакан… пива… По древнему русскому обычаю я имею на это право, как и всякий прохожий.

Пока граф говорил это, в сенях позади смущенной Натальи Ивановны собралась немая оторопевшая толпа с чиновником Курицыным во главе.

Все собравшиеся тут знали, какая громадная персона граф не только в их уезде, но даже и в Петербурге.

С недоумением вслушиваясь в слова графа, чиновник Курицын наконец понял, что визит графа имеет характер милостивой шутки и что он, вероятно тоже ради шутки, хочет войти к ним на свадьбу…

Сообразив это, он грубо оттолкнул Наталью Ивановну и выступил вперед, кланяясь в пояс и бормоча:

— Ваше сиятельство… если милосердие ваше будет… я сам жених и есть…

— Ага, — засмеялся граф, — жених не совсем по невесте… но, во всяком случае, поздравляю… Поздравляю и вас, сударыня, — обратился он к невесте и сквозь расступившуюся толпу прошел в дом.

— Фуй! — воскликнул он, увидев несколько дремавших гостей и неопрятный стол, залитый пивом и водкой. — Разве можно такой хорошенькой невесте быть среди этих господ… Фу, какая мерзость!.. Господин жених! Как ваша фамилия?..

Курицын, вытянувшись в струнку и все более и более бледнея, назвался.

— Ага, очень приятно… Ну так вот что я придумал. Вы и невеста поедемте ко мне… Невозможно же первый день брака проводить в такой трущобе?.. Не правда ли? — обратился он к Наталье Ивановне.

Та стояла неподвижно, с опущенными глазами.

Вдруг граф слегка улыбнулся своей какой-то, очевидно, затаенной, смешной мысли.

— Господин Курицын! — торжественно и повелительно произнес он. — Я приглашаю вас и невесту вашу отобедать у меня сегодня!.. Угодно вам исполнить мою просьбу?

— Как прикажете! — пролепетал Курицын.

— Я ничего не приказываю, а только прошу, — внушительно возразил граф, — потому что, взяв такую красавицу, вы могли хотя бы в первые часы вашей брачной жизни избавить ее от этих господ.

Он указал на двух дремавших субъектов, которые в сладостной дремоте и не подозревали, что творилось в этой комнате.

— Наталья Ивановна, пожалуйте! — произнес граф, услыхав это имя, и предложил ей руку.

Наталья Ивановна взглянула на мужа строго, пристально, с ясным вопросом в своих прекрасных глазах.

Но вот она улыбнулась странно, загадочно как-то и подала руку графу.

Она увидела, как чиновник Курицын судорожным движением пальца опущенной руки сам поощрял ее исполнить предложение графа.

Через минуту граф и она сидели рядом на главном месте экипажа, а чиновник Курицын сидел напротив, почтительно поглядывая на сеттера, обнюхивавшего конец его сюртука.

Экипаж катился уже по пыльному проселку. Граф неутомимо болтал, вероятно находя свою шутку не только оригинальной, но и очень остроумной; чиновник Курицын при каждом вопросе графа силился приподняться и комично падал обратно на сиденье…

Проехав еще версты две, Наталья Ивановна вдруг преобразилась. Она заговорила и стала даже смеяться. Это чрезвычайно обрадовало и еще больше развеселило странного графа. Он уже совершенно забыл о присутствии чиновника Курицына, точно так же как и о присутствии своего роскошного сеттера.

Он начал расспрашивать Наталью Ивановну о причинах, которые ее заставили выйти замуж, «откровенно сказать, не особенно удачно». Потом он ударился даже в философию и пустился разъяснять, что такое жизнь и как законно пользоваться всеми ее возможными благами. Наталья Ивановна вся раскраснелась и смеялась чуть не до слез, чуть не до истерики. В особенности сильны были припадки этого болезненного смеха, когда она взглядывала на жалкую фигуру своего мужа. В подмигивающих глазах его она беспрестанно читала то же поощрение.