— Тогда пройдемте в дом, подальше от этой жары. — Оба телохранителя растворились в тенях, едва Браун шагнул от порога, приглашая американца войти.

После короткой прогулки наверх по двум лестничным пролетам и по длинному сумрачному коридору американец очутился в парчовом кресле у элегантного письменного стола из красного дерева. Напротив сидел Браун. Теперь американец жмурился от яркого солнца, бьющего в окно за спиной кардинала. Решетки защищали окна даже на третьем этаже.

— Расскажите, что вам удалось выяснить в Цюрихе, — без обиняков начал Браун.

— Кхм… — Американец прочистил горло. — Если коротко: Макс мертв, женщина — эксперт по искусству исчезла, все картины из Кройцлингена — тоже.

— Картина Шталя?

Американец покачал головой:

— Никаких следов.

Браун нахмурился:

— Но вы сумели выяснить, чьих это рук дело?

— Не совсем.

— Но у вас ведь есть… версия?

Американец кивнул:

— Там явно наследила русская мафия — не исключено, что с помощью своих людей в российских спецслужбах. — Он на секунду задумался. — Или наоборот. Тотальная коррупция в этой конторе не позволяет точно определить, кто именно в этом деле дергает за ниточки.

— Чего ради?

— Ради денег, валюты. Коллекция бесценна. Не удивлюсь, если выяснится, что вся эта катавасия санкционирована Кремлем. Твердая валюта есть твердая валюта.

Кардинал кивнул:

— Мы насмотрелись такого после развала Советского Союза и дальнейших финансовых кризисов. Кое-кто из тех, кто пытался меня убить в те старые недобрые времена, до сих пор не успокоятся.

Следующий вопрос напрашивался сам собой, но американец вовремя прикусил язык.

— Жириновский, — ответил Браун на невысказанный вопрос американца. — Он и его бандиты-ультранационалисты хотят вывести меня из игры по тем же причинам, что некогда и Хрущев с Андроповым.

Американец еще немного посидел молча, ожидая очередного продолжения, но так и не дождался. Вместо этого кардинал повернулся в кресле и долгое время молча смотрел на резное распятие из слоновой кости, висевшее на стене. Потом с глубоким вздохом повернулся и посмотрел в глаза американца.

— Есть вещи, которые вам необходимо знать для дальнейшего расследования, — произнес Браун, — вещи, которые могут перевернуть вашу духовную жизнь. Это больно и неприятно знать, но если вы готовы нести на своих плечах крест тайны, которую я вам доверю, вы окажете церкви громадную услугу.

Американец кивнул:

— Я сделаю все, что в моих силах.

Кардинал улыбнулся — улыбка его, казалось, проникла в самые отдаленные уголки души американца.

— Спаси вас Бог. Во-первых, должен вам сказать, что мы выбрали вас среди прочих из-за вашей твердой веры и потому что вы американец — так же, как та женщина и ее муж. А также потому, что вы своими прежними успехами доказали преданность нашему делу.

— Благодарю вас.

— Нет, это я и церковь должны вас благодарить, — сказал кардинал. — Должен вам сказать: так же, как Папа является преемником святого Петра, мы, КДВ, — преемники императора Константина.

Американец явно не понял.

— Как и Константин, мы стоим на страже единства церкви, — объяснил Браун, — но лишь та вера крепка и нерушима, которая едина, недвусмысленна и абсолютна: иными словами, в церкви не должно быть полутонов — только черное и белое. Однако мы, как и Константин, прекрасно понимаем, что Священное Писание, равно как и историю нашей религии и веры, многократно переписывали, ретушировали и подгоняли под ситуацию. На самом деле у истины всегда много толкований. Существуют одинаково достоверные источники, которые противоречат друг другу, существуют поддельные и подтасованные реликвии, Писания и исторические документы, которые, будучи открыты для публики, могли бы подорвать единодушие нашей церковной теологии и посеять сомнения. Церковь без единодушия обречена. Она рассыплется на мириады крошечных примечаний к истории веры… К тому же сомнения не приносят утешений в нашем бушующем мире. Обычным людям, чтобы обрести надежду, необходимо верить во что-то определенное. Если возникают сомнения в вопросах религии или веры, долг КДВ — расстроить эти дьявольские козни. Если в вере возникает два пути, наш долг — пройти до конца оба, чтобы затем отсечь неправедный, дабы не обрекать паству на блуждания. Мы побеждаем сомнения, чтобы дать церкви ответы, объединяющие все решения, а стало быть, и верующих; ответы, благословенные Великим Понтификом и провозглашаемые им как нерушимое Слово Божье. Единая вера гораздо важнее, чем несогласующиеся кусочки правды, которые следует держать в тайне, поскольку большинство людей не сумеют усвоить их и при этом устоять перед сатанинскими искушениями. — Он пристально взглянул на американца. — Вы меня понимаете?

— Если я вас верно услышал, — осторожно начал американец, — вы говорите о том, что не столь важно, во что именно верят люди, лишь бы они безоговорочно исповедовали одно-единственное вероучение, одобренное вашей конторой. Единство в вере означает единство силы.

Браун широко улыбнулся и кивнул:

— Вы очень проницательны. Мудро, что вы не прогуливали лекции по религиоведению.

Американец уставился на него с ошарашенным видом. Кардинал рассмеялся:

— Разумеется, мы осведомлены о вашей успеваемости в колледже. И вообще мы знаем о вашем прошлом гораздо больше, чем ваш нынешний работодатель. — Голос Брауна неожиданно зазвучал серьезно. — Вы верите, что наша цель оправдывает средства? Вы готовы отдать за нее жизнь?

Американец нахмурился. Он мог соврать не моргнув глазом и тут же забыть об этом, но если речь шла о Боге, он всегда был честен.

— Прошу прощения, Ваше Преосвященство, но мне нужно подумать, — только и сумел ответить он. Потом задумчиво пожевал нижнюю губу, взглянул в окно на нестерпимое сияние солнца. Его сердце гулко стучало, в горле пересохло. В тишине за его спиной оглушительно тикали часы.

Кардинал терпеливо ждал. В конце концов американец посмотрел на него и сказал:

— Насчет первого — скорее всего, так и есть. Но второе… — Он в сомнении покачал головой. — Даже не знаю. Я вообще не уверен, что человек может ответить на этот вопрос до того, как придет время умирать. — И американец нерешительно взглянул на Брауна.

— Замечательно, — сказал кардинал. У американца как гора с плеч свалилась. — Откровенный ответ, и я ему верю, — продолжил Браун. Затем маска доброжелательности исчезла, и миру явился ледяной лик Асессора. — Отец Всемогущий примет ваши наилучшие намерения, меня же устроят лишь наилучшие результаты вашей работы. Я ясно выразился? — Американец кивнул. — Согласны ли вы принимать меня как вашего единственного пастыря и исповедника? — Американец снова кивнул. — Готовы ли вы буквально следовать моим указаниям, зная, что за малейшее ослушание вас предадут анафеме?