Нельзя сказать, чтобы они очень кротко обошлись с женщиной и с теми из мужчин, которые не удрали, когда они доставили их в участок; теперь они представляли собой очень жалкий и потрепанный полицейский отряд. Им не улыбалась перспектива донести начальству, что один невооруженный человек всех их разбросал по полу и затем исчез с такой легкостью, будто их тут и вовсе не было.

Полицейский, остававшийся на улице, клялся, что никто не выпрыгнул из окна и не вышел из дому со времени их прихода. Его товарищи склонны были думать, что он лжет, но доказательств у них не было.

Спустившись со столба за окном, Тарзан, повинуясь инстинкту джунглей, посмотрел вниз раньше, чем спуститься. И он был прав – внизу, у самого столба, стоял полицейский. Вверху не было никого, и Тарзан полез вверх. Верхушка столба была вровень с крышей дома; мускулам, которые годами помогали ему перебрасываться с одного дерева на другое в девственных лесах его родины, ничего не стоило перенести его через пространство, отделяющее столб от крыши. С одного здания он перебрался на другое, пока на одном из перекрестков не заметил такого же столба, по которому он и спустился.

Несколько пролетов он быстро пробежал. Затем зашел в маленькое ночное кафе и в умывальной комнате смыл и счистил с рук и с платья все следы своего путешествия по крышам. Выйдя оттуда через несколько минут, он медленно, шагом праздношатающегося, направился домой.

Недалеко от дома, когда он пересекал ярко освещенный бульвар и ему пришлось приостановиться под блестяще освещенной аркой, пропуская приближающийся лимузин, он услышал, как нежный женский голос окликнул его по имени. Подняв глаза, он встретил улыбающийся взгляд Ольги де Куд, наклонившейся вперед с заднего сиденья автомобиля. Он низко поклонился, отвечая на ее дружеское приветствие. Когда он выпрямился, автомобиль был уже далеко.

– Роков и графиня де Куд – две встречи в один вечер, – рассуждал он сам с собой. – Париж, очевидно, не так уж велик.

– Ваш Париж гораздо опаснее моих диких джунглей, Поль, – заключил Тарзан на другой день свой рассказ о вчерашнем приключении с апашами и полицией на улице Моль. – Зачем они заманили меня? Разве они были голодны?

Д'Арно изобразил притворный ужас, но не мог не рассмеяться наивному вопросу.

– Трудно отказаться от мерки джунглей и рассуждать, исходя из навыков цивилизованных людей, неправда ли, друг мой? – шутливо справился он.

– Цивилизованные навыки, – боже упаси, – проворчал Тарзан. – Правила джунглей не допускают бесцельных жестокостей. Там мы убиваем ради пищи, из самозашиты, или сражаясь за своих подруг и защищая детенышей. Всегда, как видите, в полном согласии с нашим высшим естественным законом. А здесь! Фи! Ваш культурный человек более жесток, чем звери. Он убивает шутя и, хуже того, он пользуется благородным чувством, чувством братства, чтобы заманить свою жертву. Ведь я спешил в ту комнату, где меня поджидали убийцы, в ответ на зов о помощи человека.

Я не понял сразу, я долго не мог понять, как женщина могла пасть так низко, чтобы зовом своим влечь на смерть человека, готового защитить ее. Но, очевидно, дело обстояло именно так, в этом убеждает и участие Рокова, и то, как женщина позже отреклась от меня перед полицией. Роков, очевидно, знал, что я часто прохожу по улице Моль. Он устроил засаду, разработав весь план до мельчайших деталей, вплоть до того, что должна была говорить женщина в случае, если бы что-нибудь помешало выполнению программы. Все это теперь совершенно ясно для меня.

– Хорошо, – сказал д'Арно, – вы убедились теперь, между прочим, в том, что я тщетно уже давно доказываю вам, что улицу Моль следует избегать с наступлением темноты.

– Напротив, – возразил Тарзан, улыбаясь, – происшедшее убедило меня в том, что это единственная улица в Париже, на которой стоит бывать. Я никогда не упущу случая пройти по ней, потому что она доставила мне первое настоящее развлечение со времени моего отъезда из Африки.

– Она, пожалуй, доставит вам больше, чем нужно, развлечений и без нового визита, – проговорил д'Арно. – Не забывайте, что вы еще не покончили с полицией. Я достаточно хорошо знаю парижскую полицию и могу вас уверить, что они не скоро забудут, как вы обошлись с ними. Рано или поздно, дорогой мой Тарзан, они доберутся до вас и запрут дикого лесного человека за железные решетки. Как это вам понравится?

– Они никогда не запрут Тарзана от обезьян за железные решетки, – мрачно запротестовал тот.

В голосе было что-то, заставившее д'Арно пристально взглянуть на друга. То, что он прочел в плотно стиснутых челюстях и в холодных серых глазах, пробудило в молодом французе тревогу за этого большого ребенка, не признающего никаких законов, кроме права собственной физической доблести. Он понял, что надо что-нибудь предпринять, чтобы помирить полицию с Тарзаном раньше, чем они снова столкнутся.

– Вам еще многое надо усвоить себе, Тарзан, – заговорил он серьезно. – Закон, людьми установленный, надо уважать – даже если он вам и не нравится. Если вы будете продолжать дразнить полицию, вы навлечете неприятности на себя и на своих друзей. Один раз мне удастся, я думаю, разъяснить в чем дело, и я проделаю это сегодня же, но после того вы должны считаться с законом. Если его представители говорят: «идите», – вы должны идти, если они скажут – «уйдите», – должны уйти. Теперь отправимся к моему другу в министерство и постараемся ликвидировать дело на улице Моль. Пойдем!

Спустя полчаса они вместе входили в канцелярию полицейского комиссара. Он был очень любезен. Припомнил первое посещение Тарзана, несколько месяцев тому назад, по делу об отпечатках детских пальчиков.

Когда д'Арно закончил повествование о событиях предыдущей ночи, на губах комиссара заиграла лукавая улыбка. Он нажал кнопку у себя под рукой и до прихода позванного чиновника внимательно пересмотрел лежащие перед ним на столе бумаги и отделил ту, которая была ему нужна.

– Вот, Жубен, – сказал он вошедшему конторщику. – Вызовите ко мне тотчас этих полицейских, – и он передал вошедшему разысканную бумагу. Затем он обернулся к Тарзану.

– Вы совершили крупный проступок, мсье, – сказал он без недоброжелательства, – и если бы не разъяснения нашего друга, я склонен был бы осудить вас беспощадно. А вместо этого я готов допустить нечто неслыханное. Я вызвал сюда полицейских, с которыми вы так сурово обошлись ночью. Пусть они выслушают рассказ лейтенанта д'Арно, и я предоставлю им решить – привлекать ли вас к ответственности, или нет.

Вам многому еще надо учиться в нашей цивилизованной стране. Вещи, которые кажутся вам странными или ненужными, вы должны принимать, пока не сможете сами судить о мотивах, которые за ними кроются. Полицейские, на которых вы вчера напали, только выполняли свой долг. Им не надлежало рассуждать. Каждый день они рискуют жизнью, защищая жизнь и собственность других. То же они сделали бы и для вас. Они славные и смелые люди и глубоко оскорблены, что один невооруженный человек оказался сильней их всех, вместе взятых.