Моя свекровь исключила из своей жизни одновременно и мужа, и собак. Во время точного и леденящего раздела их имущества она с радостью отдала обеих собак в обмен на сундук и комод. Собаки были породистыми, мебель тоже – эпохи Людовика XIII и Людовика XV. Марк пресек все мои попытки завести собаку: «По воскресеньям мне пришлось бы прогуливать собаку, в то время как ты нежилась бы в постели». – «А если бы у нас был ребенок, ты дал бы ему рожок?» – «Но для этого не надо выходить из дома», – ответил он. Чтобы досадить Марку и его матери, я заявила, что предпочитаю животных детям. Они были шокированы и с неодобрительным видом цокали языком: «Тс…» Они говорили о гигиене и комфорте, я же требовала порцию любви. Моя мать повторяла: «Этим они тебя удивляют? На твоем месте я завела бы кота, не предупредив их». Она любила котов, они были разной окраски, осторожные, беспечные, с надорванными от крика на крыше связками, притворно-тихие, плодовитые, ленивые. Мама никогда не сердилась на них. Ее последнего кота сиамской породы, с сильным косоглазием, украли. Вне себя от ярости на все человечество, мать в запальчивости объявила кошачью забастовку: «Чем больше к ним привязываешься, тем больше потом страдаешь», – заявила она.

Я подъехала к дому, находившемуся у небольшого глухого перекрестка. Но эти внешне тихие улочки внезапно становились очень опасными из-за автомобилей, которые давили неосторожного прохожего. Неожиданная смерть, как забравшийся в обувь скорпион, подстерегала на этом перекрестке.

Недавно дом подновили, он стал желтым. Мы жили, словно в разбитом яйце. Мы, обитатели этого дома из простонародья, кажущиеся благополучными, были связаны ключами, которые переходили от одного квартиросъемщика к другому, как врожденный порок. Гости сообщали о своем приходе в переговорное устройство.

Наша нуждавшаяся в ремонте квартира из трех комнат, кухни и ванной находилась на шестом этаже. Белые стены приобрели желтоватый оттенок. Даже ковровое покрытие пожелтело. Порой я безуспешно искала какое-нибудь зеленое пятно, какое-нибудь дерево, но видела вокруг себя только бетон. Настоящий бункер на шестом этаже. Я замечала износ вещей. Надо было бы все выбросить, и нас тоже. Я осторожно села на диван с гарантией на десять лет. Вскоре я позвоню Элеоноре в Нью-Йорк и вырву у нее приглашение. Сжав колени, поставив сумку у ног, словно незваная гостья, я задумалась. Мы занимались любовью в прошлую субботу. С тех пор мы довольствовались поцелуями, как однокашники.

По стеклу одного из окон, назойливо жужжа, прогуливалась огромная муха. Надо ее прикончить, где-то есть баллончик дезинсекталя.

Я закурила. Одной рукой искала номер телефона Элеоноры в старой записной книжке. Набрала Нью-Йорк, дрожа от волнения. Номер, безусловно, был подключен к обслуживанию отсутствующих абонентов, оставлю ей сообщение. Лучше действовать постепенно. Я прислушивалась к звонку, раздававшемуся за десять тысяч километров. В Нью-Йорке был полдень. Мне повезло застать ее дома.

У нее был серьезный и чувственный голос. С хриплыми интонациями.

– Алло, – сказала она, дыша в трубку.

– Я тебя беспокою? Извини меня. Это Лоранс, из Парижа. Мне надо было поговорить с тобой.

– Лоранс… Лоранс?

– Лори.

– Ах, Лори. Рада тебя слышать. Что ты хочешь? Я очень спешила, заикалась, краснела.

– Элеонора, ты мне сказала, что я могу приехать, когда захочу, и остановиться у тебя…

– Когда я это сказала?

– Когда ты была у нас…

– О Господи, пять лет тому назад…

– Время идет так быстро…

Я готова была говорить что угодно. Мне было стыдно за свой звонок, я предпочла бы положить трубку и сделать вид, что нас разъединили.

– В Нью-Йорке очень жарко, – заметила Элеонора. – Сейчас неподходящее для приезда время.

– Что касается меня, то как раз. К тому же я не могу приехать в течение года. Элеонора, Марк мне изменяет.

Она воскликнула:

– Нет, это неправда…

– Да.

– С кем?

– С очень молодой девицей. Я об этом узнала сегодня пополудни. Но он еще не знает, что я это знаю. Вечером я ему скажу, что я его видела, и одновременно объявлю о своем отъезде.

Женская солидарность, сострадание, любопытство превратили Элеонору в ангела-хранителя.

– Ну, разумеется, ты можешь приехать… Здесь настоящее общежитие, проходной двор для приятелей. Тебе не будет скучно. Но они никогда подолгу не задерживаются. Одна или две ночевки, чтобы не платить за гостиницу. Знаешь, квартира, в которой я живу, не имеет ничего общего с той берлогой, которую ты знала.

– Ты сменила адрес. Три года тому назад, не так ли?

– Точно, – сказала она. – И когда ты приезжаешь? У меня не было даже билета.

– Через несколько дней…

Импровизация на европейский лад ее раздражала.

– O'key darling, но в какой день? Я уезжаю послезавтра вечером. Надо, чтобы тебе передали ключи.

Внутри меня замигало, как в калькуляторе. Снять деньги 27-го, купить билет, запросить визу.

– 1 июля.

Я добавила:

– В пятницу, 1 июля.

– Нет, 1 июля – четверг, – сказала она. – Darling, невозможно попасть сюда без ключа от парадного. Швейцара нет. Позвони мне завтра, чтобы я знала время твоего прибытия в аэропорт Кеннеди. Мне кажется, в 14 часов по местному времени. Чтобы получить багаж и добраться на такси, тебе потребуется больше часа. Дирк, калифорнийский приятель, подождет тебя у дома, чтобы передать тебе ключи. Мы с ним увидимся в Калифорнии. Тебе несказанно повезло, что ты меня застала. Обязательно подтверди мне время прибытия.

– Спасибо, Элеонора.

– Супругам иногда следует расставаться.

Словоохотливая Элеонора высказывала свои соображения по поводу супружеской жизни. Мой отъезд мог быть реальным. Однако совместная жизнь с Марком в течение восьми лет искалечила меня. Женщина с клюкой нуждалась в мужчине с клюкой.

– Я жду твоего уточнения завтра в это же время. Затем я тебе позвоню из Сан-Франциско, когда ты будешь уже здесь. Ты можешь оставаться на все лето, если тебе захочется…

Мое сердце зашлось от благодарности.

– Спасибо, Элеонора. Она добавила:

– Что касается Марка, все уладится. Мужчина в процессе мутации становится непредсказуемым.

Мысленно я представила Марка, помещенного в колбу. Через прозрачную стенку он мне протягивал счет за телефонный разговор.

– Элеонора, я тебе очень признательна, действительно, ты очень…

– Не говори ничего. Это могло бы случиться и у меня с моим типом. Я тебе расскажу о нем. Он немного сложный, но приятный.