– У меня с детства нет прав на завышенные ожидания, – резко говорит он. – Я думал, что скорее буду работать за минимальную плату, нося бейджик, или окажусь в тюрьме, чем поступлю в колледж. Поэтому я никогда особо об этом не размышлял.

Представить не могу, каково это. Глядеть в свое будущее и не возлагать на него никаких надежд. Это напомнило мне о том, насколько мне повезло, что мне с детства говорили, что я могу быть кем захочу, и я знала, что деньги и отсутствие препятствий мне в этом помогут.

– В тюрьме? – Я пытаюсь хоть немного улучшить ему настроение. – Не надо себя недооценивать, дружище. С такими лицом и телом ты бы разбогател в порно.

– Тебе нравится мое тело? – Он ухмыляется, показывая на свою стройную мускулистую фигуру. – Все твое, Ти. Залезай.

Боже, хотелось бы. Я с трудом сглатываю и притворяюсь, что на меня его сексуальность не подействовала.

– Я пас.

– Как скажешь, дружище.

Я закатываю глаза.

– А у тебя? – спрашивает он. – Какая у тебя специальность? Нет, стой. Попробую угадать. – Конор щурится, внимательно меня изучая. – История искусств.

Я качаю головой.

– Журналистика.

Опять качаю.

– Хм-м… – Он таращится сильнее, кусая губу. Господи, у него самый сексуальный рот. – Я бы сказал «психология», но я знаю кое-кого оттуда и ты там не учишься.

– Начальное образование. Я хочу быть учителем.

Он поднимает бровь и изучает меня почти… голодным взглядом.

– Звучит соблазнительно.

– Что в этом соблазнительного? – недоверчиво спрашиваю я.

– Все парни фантазируют о том, чтобы потрахаться с учителем. Есть такая фишка.

– Парни такие странные.

Конор пожимает плечами, но голодное выражение не покидает его лица.

– Объясни мне кое-что… почему ты вообще тут одна?

– То есть?

– Нет парня на горизонте?

Теперь моя очередь уклоняться от темы. Наверное, я могла бы больше рассказать о текстиле тринадцатого века, чем об отношениях. И, раз уж я и так достаточно сегодня опозорилась, я бы предпочла не усугублять свое унижение подробностями моей несуществующей личной жизни.

– То есть тут какая-то история, – говорит Конор, приняв мою нерешительность за скромность. – А ну-ка расскажи.

– А у тебя что? – делаю я ответный удар. – Не подыскал еще себе фанаточку по душе?

Он пожимает плечами, не обращая внимания на мой подкол.

– Встречаться с девушками – это не мое.

– Ух, как мерзко.

– Нет, я к тому, что никогда ни с кем не встречался дольше нескольких недель. Если искры нет, то ее нет, понимаешь?

Ой, я знаю таких. Быстро начинают скучать. Постоянно оглядываются на то, что прошло мимо. Просто мемы во плоти.

Симпатичные всегда жаждут свободы.

– Не думай, что отвлекла меня, – говорит он, понимающе улыбаясь. – Отвечай на вопрос.

– Прости, что разочаровываю. Никаких парней. Никакой истории. – Ничем не примечательная путаница на втором курсе, которая с трудом подпадала под категорию отношений, не в счет.

– Да ладно тебе. Я не такой тупой, каким кажусь. Что, ты разбила ему сердце? Он полгода пропадал на обочине перед особняком сестринства?

– Почему ты думаешь, что парень будет торчать под дождем по колено в слякоти ради такой девушки, как я?

– Ты шутишь? – Его серебристые глаза оглядывают меня, задерживаясь на разных частях тела, а потом встречаются с моими. Везде, куда он смотрел, теперь безумно колет. – Детка, такое тело, как у тебя, парни представляют в темноте под одеялом.

– Не надо так, – говорю я ему, и весь юмор испаряется из моего голоса, когда я начинаю отворачиваться. – Не издевайся надо мной. Это не смешно.

– Тейлор.

Я вздрагиваю, когда он берет меня за руку и не дает отвести взгляд. Когда сердце начинает колотиться как бешеное, он прижимает мою дрожащую ладонь к своей груди. Его тело теплое, упругое. Его сердце отбивает быстрый ровный ритм под моей рукой.

Я касаюсь груди Конора Эдвардса.

Что, черт возьми, происходит? Никогда, даже в самых смелых мечтах я не представляла, что вечеринка Каппы Хи в честь окончания весенних каникул закончится вот так.

– Я серьезно. – Его голос становится хриплым. – Я весь вечер сижу тут с грязными фантазиями о тебе. Мои манеры – вовсе не признак безразличия!

Я невольно улыбаюсь.

– Манеры, да? – Пожалуй, я ему не верю. Как не верю и в то, что порнуха в его голове со мной в главной роли считается комплиментом. Хотя, наверное, это что-то да значит.

– Мать воспитала меня приличным человеком, но приличиями можно и пренебречь, если захочешь.

– И что же считается неприличным на западном побережье? – спрашиваю я, замечая, как у него подрагивает верхняя губа, когда он дерзит.

– Ну… – Все его поведение меняется. Он щурится. Дыхание замедляется. Конор облизывает губы. – Не будь я джентльменом, я мог бы попробовать убрать тебе волосы за ухо. – Он скользит пальцами по моим волосам, а потом вниз по шее. Мягкое перешептывание между его кожей и моей.

Моя шея покрывается мурашками от возбуждения, а дыхание перехватывает.

– И провести пальцем по плечу.

Он так и делает, учащая мой пульс. Становится больно дышать.

– И скользить дальше, пока… – Он доходит до бретельки моего бюстгальтера. Я не заметила, что она вылезла из-под свитера с V-образным вырезом.

– Ладно, хорош, парень. – Приходя в себя, я убираю его руку и поправляю рукав. Господи, на этом парне должна висеть табличка с предупреждением. – Кажется, теперь я поняла.

– Ты чертовски привлекательная, Тейлор. – На этот раз, когда он заговаривает, я не сомневаюсь в его искренности, разве что во вменяемости. Похоже, такие, как он, редко бывают привередливыми. – Уж поверь мне и даже не смей сомневаться.

Следующие несколько часов я так и делаю. Я разрешаю себе притвориться, что такой человек, как Конор Эдвардс, и правда на меня запал.

Мы лежим в нелепом коконе из игрушечных животных Рейчел, болтая так, будто дружим уже годами. Как ни странно, нам всегда есть что сказать, в разговоре нет никаких заминок. Мы переходим от банальных тем вроде вкусной еды или общей любви к научно-фантастическим фильмам к более серьезным – например, я признаюсь, что чувствую себя не в своей тарелке среди девушек из сестринства, – а потом и к веселым – так Конор рассказывает, как в шестнадцать напился до чертиков после выездной игры в Сан-Франциско и нырнул в залив, намереваясь доплыть до Алькатраса.

– Появилась гребаная береговая охрана и… – Он замолкает посреди предложения, громко зевая. – Блин, у меня глаза слипаются.