Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то случилась? – встревоженно спросила я, потому что выглядел он сейчас еще хуже, чем несколько часов тому назад.
– Я звонил Игорю. Малгося умерла после того, как мы уехали.
– Мне очень жаль, – сказала я искренне, даже не пытаясь казаться удивленной. – А как Магда?
– С ней, кажется, все в порядке. Она уже чувствует себя получше, ей дают лекарства, и она отдыхает.
– Она уже знает?
– Нет, – ответил он грустно и замолчал.
Я не смогла выдавить из себя ни слова. Сердце щемило от жалости.
Роберт вышел и заперся в другой комнате. Я полежала еще немного, тупо глядя в окно. Потом услышала легкий стук в дверь. Пришел Игорь.
– Здравствуй, тетя. Вы тут с папой хорошо устроились?
– Да, спасибо. Игорь, мне ужасно жаль.
– Да, это так тяжело…
Он старался быть сильным. Не хотел расклеиться у меня на глазах. Я для него была старой, чужой бабой, которая к тому же несколько часов назад вела себя с ним, как с молокососом.
– А это что? – спросила я, указав на сумку, которую он принес с собой.
– Вещи Госи. Не знаю, что с ними делать. Мне их в больнице отдали, – сказал он, с ужасом глядя на сумку.
– Иди отдохни, я сама обо всем позабочусь, – сказала я ему.
Я приняла душ, причесалась и пошла в магазин. Купила хлеб, кое-какие мелочи для Магды, ночную рубашку, тапочки и туалетные принадлежности. У нее же ничего с собой не было. Потом пошла в магазин, где продавали товары для детей, и купила пижамку и плюшевую собачку. Тогда, утром, я пообещала себе, что больше никогда не забуду об Оле. Вернувшись в квартиру Игоря, обнаружила, что Роберт уже принял душ и готовит на кухне кофе.
– Я знаю, это не самое подходящее время, но нам надо кое-что обсудить… – начала я, когда мы сели завтракать. Аппетита не было ни у кого.
– Аня, Аня… Ты не можешь сидеть без дела, это правда. Ты все время должна что-то делать и преодолевать трудности? – сказал мой зять старым, утомленным голосом.
– Вот только последние долгие месяцы я вообще ничем не занималась.
– Вряд ли это пошло тебе на пользу.
– Роберт, я хочу поговорить о другом. Об Оле и Павле…
– Но я не хочу говорить о другом, – перебил он меня уверенно и жестко. Через мгновение его глаза потеплели. – Скажи, как ты обходишься без работы, без пациенток и своего отделения?
– Знаешь, сейчас не лучшее время о том говорить.
– Как по мне, так самое время, – опять жестко отозвался он. – Сидим, завтракаем, кофе попиваем, никуда не спешим, и пусть так и будет.
– Ну хорошо, – согласилась я. – Все просто отлично. Отдыхаю, делаю то, на что никогда времени не хватало, или то, что на потом откладывала. Никому ничего не должна. Делаю что хочу и когда хочу, ем что хочу, телевизор смотрю, когда хочу. Живешь в свое удовольствие, просто рай на земле.
– А если серьезно? – начал допытываться Роберт. Слушал он меня очень внимательно.
– А если серьезно, это тупик. Полный тупик. За полгода я совершенно опустилась. Не могла уснуть без таблеток и дожить до вечера без алкоголя. Ни с кем не общалась, не мылась неделями и вообще не выходила из дому.
Я рассказывала о том, что еще вчера было моей жизнью, как о сюжете какого-то фильма. Словно это было сотни, тысячи лет тому назад и вообще происходило не со мной.
– Магда подозревала, что так и будет, и очень о тебе беспокоилась. Ведь ты не собиралась приезжать на эти проклятые праздники, правда? – спросил он укоризненно.
– Нет, Роберт, я хотела приехать! – решительно заявила я и замолчала. Потом, через мгновение, добавила тихо и искренне: – Впрочем, не знаю, я забыла, что уже Рождество. Я просто потеряла счет времени. Подожди, а Вигилия когда? Завтра или послезавтра?
– Завтра. Похоже, отмечать мы ее будем здесь, и это будет очень грустная Вигилия.
– Да, к сожалению. Надо что-то купить, а то эти два дня все магазины будут закрыты.
– Аня, времена изменились. Сейчас девяностые, у нас рыночная экономика, а это областной центр. Тут всегда какие-нибудь магазины открыты. Не переживай.
– Боже, как же это странно, что мы тут сидим, разговариваем, а Магда там, в больнице, совсем одна, и Гося… – сказала я грустно.
– И Павел, – продолжил Роберт этот список. – Только от нас уже ничего не зависит, Анна. Мы не можем ничего сделать. Просто должны смириться с нашей беспомощностью и с тем, что уже случилось. – Его голос стал еще грустнее.
Я взглянула на зятя. Неожиданно мне показалось, что он постарел лет на сто.
– Не могу понять, как ты так спокойно все это переносишь?
– Ты тоже хорошо держишься.
– Да, но это не моя жена и не моя дочь. И не мой зять.
– Зато твоя сестра. А вообще, чего ты ждешь? Хочешь, чтобы я тоже валялся в той больнице? В нейрохирургии, например с инсультом. Тогда бы ты все поняла?
– Тогда бы я все поняла, вот только меня бы здесь уже не было. – Я улыбнулась уголком рта.
– Признайся, что хотела сбежать.
– О да, такие мысли появляются и сейчас. Приблизительно раз в четверть часа.
Мы горько улыбнулись друг другу, и каждый пошел в свою комнату. Как же нам повезло, что квартира оказалась такой большой.
У меня в комнате был телевизор, я включила его и бездумно уставилась в экран. Приблизительно через час проснулся Игорь, и мы поехали в больницу. Было уже темно, и часы посещений давно прошли, но нас без проблем пустили в кардиологию. Мы сразу пошли к врачу, чтобы спросить, в каком состоянии Магда, и предупредить, что хотим сообщить ей о смерти дочери. Подождали в коридоре. Медсестра дала ей успокоительное, а потом кивнула нам, что можем зайти.
Не знаю, у кого это было на лице написано, но Магда, как нас увидела, сразу все поняла.
– Она умерла, правда? – спросила спокойно.
Мы не могли выдавить из себя ни слова.
– Гося умерла, – повторила она грустно. Жалобно.
– Да, Магда, – подтвердила я, набравшись храбрости.
– Когда?
– Сегодня утром, около семи, – прошептала я, глядя в пол, потому что боялась взглянуть ей в глаза. Мои нервы были на пределе – я ждала чего-то, не знаю чего, но чего-то ужасного.
– Какой сегодня день?
– Двадцать третье декабря, – ответил Роберт.
– Она приходила в себя? Говорила что-то? – спросила Магда.
Я взглянула на нее. Магда смотрела на нас и казалась совсем спокойной, но в глазах ее была жалость. Кого она жалела? Себя или нас? Нас, которые должны были принести ей эту весть, или себя, потому что ей пришлось это услышать. Она вела себя так мужественно. Какая ирония! Именно Магда сейчас придавала нам сил.