Вырвав ногу из капкана, я ударила по тормозам. «Транс-Ам» осел на задние колеса, словно лошадь, пытающаяся остановиться на полном скаку. Шины завизжали. Я по-прежнему приближалась к пикапу без надежды избежать столкновения. Пришлось свернуть на обочину. Машину начало швырять из стороны в сторону, и я никак не могла ее выпрямить.

Задний бампер зацепил ограждение. Машину развернуло по кругу. Я не успела выкрутить руль. Передний бампер ударил в ограждение, пробил его, и «Транс-Ам», так и не затормозив, полетел вниз, разрывая себе днище об остатки ограждения. Уши заложило от рева и визга металла. И моего крика.

«Транс-Ам» слетел с дороги возле клубничного поля. Я не успела даже заметить проволочную ограду, машину пулей пронесло сквозь нее. Неглубокой канавы для полива я тоже не заметила. Зато заметил «Транс-Ам», попав в нее под углом и перевернувшись.

Меня швырнуло головой на руль. Слава Богу, что руль был обтянут кожей с мягкой набивкой. И что я пристегнула ремень безопасности. Машина приземлилась на колеса, застыв под углом, со стороны пассажира оба колеса зацепились за край канавы.

Тишина. Все внезапно стало тихим и неподвижным. У меня болела голова, но в остальном я не пострадала. Я попыталась отдышаться. Откуда-то слышались крики людей, но почему-то никто не спешил мне на помощь. Я взялась за дверную ручку. Она не повернулась. Я толкнула. Дверь не поддалась, ее заклинило. В голове начало проясняться, и у меня тут же началась паника. Что это за запах?

Дым. Это дым. И бензин. Выбирайся из машины. Вылезай через крышу.

Я забралась коленями на мягкое сиденье. Шпильки цеплялись за рычаг переключения передач. Пришлось схватиться за верх окна обеими руками. Металл был теплым. От едкого дыма щипало нос и горло. От кашля я согнулась пополам.

— Прекрасно, — крикнул фотограф. — Прекрасно, Кэтрин. Давай, работай.

Фотограф, который гнался за мной, стоял теперь в нескольких метрах от машины и снимал меня.

— Мне нужна помощь! Помоги мне, кретин!

— Давай, Кэтрин, ты справишься! Ты же звезда, крошка! А звезды всегда рады хорошей роли! Подумай, какую прессу тебе это сделает! «Bay! Посмотрите, как Кэтрин Дин становится каскадером!» — Он подошел ближе. Камера в его руках даже не дрожала. Я оттолкнулась ногами и выпала из окна на землю.

— Отличная техника! — рассмеялся он.

Я попыталась подняться, но левый каблук глубоко ушел в мягкую землю, я споткнулась и упала, сильно ударившись правым боком. Волосы, лицо, правая рука, правое бедро, правая нога. Все в мокрой грязи. А что это за маслянистая жидкость на моих руках? Что за запах? Господи. Бензин. Это им пропитана земля. А теперь и вся правая сторона моего тела.

— Быстрей, Кэтрин! Кажется, твоя машинка вот-вот устроит здесь пожар! Я хочу видеть, как ты бежишь в этом тугом свитере и на шпильках! Подними голову, покажи камере свои прекрасные глаза. Давай, быстрее! Дай своим поклонникам рассмотреть твои прыгающие сиськи, куколка.

Я выбралась из канавы на четвереньках. В тот миг мне хотелось только одного: добраться до этого ублюдка, сжать руками его шею и душить, душить…

А за спиной раздался глухой мягкий звук.

И огненный шар врезался в правый бок.

Некоторые жертвы страшных аварий говорят, что для них время словно замедлялось. Что они чувствовали себя отрешенно, словно наблюдая за происходящим со стороны. Но не я. Представьте, что верхняя часть вашего тела попала в раскаленную духовку. А ваши руки сунули в горящие угли для барбекю.

Представьте. Вот как все было.

— Ты потрясающая, Кэтрин! — завопил фотограф.

Я никогда не забуду трепет в его голосе.

Я не была потрясающей. Я горела заживо.

Перекатись. Падай на землю и катись. Я бросилась на землю лицом вниз, извиваясь, крича, перекатываясь. Жар отступил, пламя исчезло. И я застыла, глотая воздух. Я описалась, и меня вырвало желчью.

Четыре или пять секунд, как говорили потом свидетели. Я горела не больше четырех-пяти секунд.

И только тогда наступил шок. Я почувствовала странное спокойствие, приятную отстраненность. Придется неделю провести в спа-салоне, чтобы с меня смыли этот запах, подумала я.

Я слышала сирены и крики людей. Кто-то даже плакал. Кто-то простонал:

— Господи, господи, посмотрите на нее. Меня сейчас стошнит.

Это показалось мне обидным и грубым.

Мне удалось приподнять голову. Фотограф скорчился на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Он глубоко дышал от возбуждения. Я видела его сквозь дым, слышала, как он глотает воздух, словно собирается вот-вот кончить. Это от него так отвратительно пахнет? Я чувствовала запах горелых волос и… горелого… мяса. Широкий черный глаз объектива был направлен прямо мне в лицо. Я вгляделась в темное зеркало линзы, в глаз мира, и увидела чудовищное, изуродованное, тошнотворное отражение.

А потом поняла, что это я.

Папа и его сестры начали возить меня по конкурсам красоты, как только я смогла держать голову и гулить. Элита Юга, они свысока смотрели на конкурсы, которые считали примитивными и глупыми, но, учитывая мою привлекательность, не устояли перед возможностью показать меня людям.

— Мы просто отдаем дань южной традиции выставлять призовых животных, — говорила подругам одна из моих тетушек. — Вы еще увидите. Кэтрин получит больше голубых ленточек, чем лучшая хрюшка на штатной ярмарке.

К шести годам я была ветераном выставок, вся моя комната утопала в кубках и коронах. К восемнадцати я получила корону Мисс Джорджии. И выступала бы на конкурсе «Мисс Америка», если бы не получила роль в кино и не передала корону Мисс Джорджии начинающей.

Нельзя провести все детство на сцене, уворачиваясь от происков других амбициозных девочек и жаждущих славы родителей, и не научиться бороться, несмотря ни на что. Однажды мне испортили музыку и костюм, и я спела всю песню из «Энни» без аккомпанемента, надев простой черный пиджак и юбку, которую свернула из розового кашемирового шарфа тетушки. Я выиграла конкурс талантов, устроила шоу, несмотря на интриги. Мне тогда было четыре года.

Сильная красавица с Юга, стальная магнолия двадцать первого века — это обо мне. Обласканная, любимая, защищенная, ценимая, влетевшая в мир кино как стопроцентная гламурная дива и секс-символ. Все закончилось.

В машине «скорой помощи» я слышала, как медики говорят обо мне.

— Поверить не могу, что это Кэтрин Дин. Кэтрин Дин. Знаешь, сколько раз я дрочил, глядя на ее фотографии?

— Я тоже. Но после этого не смогу, приятель. Господи. Ты посмотри на нее. Точно не смогу.

Когда мир перед глазами померк, я надеялась, что умираю.

ТОМАС