Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шэй тоже смеялась.
– Почти получилось.
– Нет! Я обогнула флажки! Ты же видела!
– Ладно, ладно. У тебя получилось. – Шэй, смеясь, сошла со скайборда на траву. – Но больше так не пляши. Это не годится, Косоглазка.
Тэлли показала ей язык.
В последнюю неделю Тэлли уяснила, что ее уродское прозвище Шэй употребляет исключительно в насмешку. Шэй настояла на том, чтобы они как можно чаще называли друг друга только настоящими именами, и Тэлли быстро к этому привыкла. На самом деле ей это нравилось. Никто, кроме Сола и Элли – ее родителей – и еще нескольких учителей-зазнаек, не звал ее Тэлли раньше.
– Как скажешь, Худышка. Но было круто. – Тэлли упала на траву. Все тело болело, мышцы ужасно устали. – Спасибо за урок. Нет ничего лучше полетов.
Шэй села на траву рядом с ней.
– Ага. «Кто полюбит свой скайборд, тот со скуки не помрет».
– Мне так здорово не было с тех пор, как…
Тэлли не стала произносить его имя. Она устремила взгляд в ясное голубое небо. Идеальное небо. К тренировкам они приступали ближе к вечеру. Облачка в вышине уже немного порозовели, хотя до заката еще оставалось несколько часов.
– Ну ясно, – понимающе кивнула Шэй. – Мне тоже. Мне тоже до смерти надоело болтаться одной.
– Сколько же тебе осталось?
Шэй ответила не задумываясь:
– Два месяца и двадцать шесть дней.
Тэлли на миг замерла от изумления.
– Это точно?
– Конечно точно.
Тэлли почувствовала, как ее губы расползаются в широченной улыбке. Она повалилась на спину, громко хохоча.
– Ты, наверное, шутишь. Мы с тобой родились в один и тот же день.
– Не может быть.
– А вот и может. И это здорово. Мы вместе станем красотками!
Шэй немного помолчала.
– Ну да, получается, что так.
– Девятое сентября, да?
Шэй кивнула.
– Вот круто. Я хочу сказать, что я бы не вынесла, если бы пришлось еще одного друга потерять. Понимаешь? Нам с тобой не стоит переживать из-за того, что одна из нас бросит другую.
Шэй села ровно, ее улыбка исчезла.
– Я бы тебя и так не бросила. Тэлли смущенно заморгала.
– Я не сказала, что ты бросила бы… Но…
– Но – что?
– Но когда становятся красотками и красавцами, перебираются в Нью-Красотаун.
– Да? И что? Похорошевшим разрешается приходить сюда. Или писать.
Тэлли фыркнула.
– Но только они этого не делают.
– Я бы сделала.
Шэй устремила взгляд на другой берег реки, на шпили бальных башен, и решительно впилась зубами в ноготь.
– Я бы тоже, Шэй. Я бы к тебе приходила.
– Ты уверена?
– Да. Правда.
Шэй пожала плечами, улеглась на спину и стала смотреть на облака.
– Ну ладно. Но ты не первая, между прочим, кто такое обещает.
– Да, знаю.
Несколько минут они молчали. Тучи медленно проплывали по небу, время от времени заслоняя солнце, воздух становился прохладнее. Тэлли подумала о Перисе, попыталась вспомнить, как он выглядел, когда откликался на прозвище Шнобель. Почему-то теперь она не могла вспомнить его уродливое лицо. Словно те минуты, когда она увидела его красавцем, стерли воспоминания длиной в целую жизнь. Теперь она помнила только Периса-красавчика. Нынешние глаза, нынешнюю улыбку.
– Интересно, почему они никогда не возвращаются? – задумчиво произнесла Шэй. – Даже в гости не приходят.
Тэлли сглотнула подступивший к горлу ком.
– Потому что мы такие уродливые, Худышка, вот почему.
– А вот вариант номер два.
Тэлли прикоснулась к своему кольцу-интерфейсу, и изображение на уолл-скрине – большом настенном дисплее – изменилось.
Эта Тэлли была стройная, с очень высокими скулами, темно-зелеными кошачьими глазами и широким ртом, растянутым в многозначительной улыбке.
– Это, гм… очень необычно.
– Ага. И сильно сомневаюсь, что это вообще допустимо.
Тэлли поиграла с параметрами формы глаз, а брови опустила так, что они стали выглядеть почти нормально. В некоторых городах делали экзотические операции (только новеньким), а здесь власти гордились своей консервативностью. Тэлли сомневалась в том, что врач удостоит этот вариант внимания, но просто было весело выкачивать из программы все ее возможности.
– Думаешь, я очень страшная?
– Да нет. Ты просто натуральная киска, – хихикнула Шэй. – Увы, я говорю в абсолютно прямом смысле. Киска, которая кушает дохлых мышек.
– Ну ладно, ладно. Поехали дальше.
Следующая Тэлли представляла собой гораздо более близкую к общепринятым стандартам морфологическую модель[1]. Миндалевидные карие глаза, прямые черные волосы с длинными прядями, темные, очень пухлые губы.
– Жутко банально, Тэлли.
– Да ты что! Я так долго над этим вариантом трудилась! Я думаю, так мне было бы очень круто. Просто как Клеопатра.
– А знаешь, – заметила Шэй, – я читала, что насто-ящая Клеопатра вовсе не была такой уж раскрасавицей. Она всех сражала наповал своим блестящим умом.
– Ну да, да. А ты ее фотку видела?
– Тогда не было фотоаппаратов, Косоглазка.
– Вот-вот. Так откуда же тебе знать, что она была уродка?
– Оттуда, что так все время писали историки.
Тэлли пожала плечами.
– Может быть, она была самой настоящей классической красавицей, а они об этом даже не знали. У них тогда странные понятия о красоте были. Они представления не имели о биологии.
– Повезло им, – вздохнула Шэй и посмотрела за окно.
– Ну ладно, мои морфы тебе не нравятся, почему не покажешь мне свои? – Тэлли очистила уолл-скрин и плюхнулась на кровать.
– Не могу.
– Сконструировать можешь, а смотреть сил нет?
– Да нет, действительно не могу показать. Я никогда такого не делала.
Тэлли от удивления широко раскрыла рот. С программой будущей внешности, позволявшей создавать морфы, баловались все, даже малые дети, у которых структура лица еще не устоялась окончательно. Помечтать о том, как ты будешь выглядеть, когда станешь красивым, – это занятие считалось неплохим способом скоротать время.