Инне хотелось съехидничать: мол, кто важнее, дочь или переговоры. Но это желание было мимолетным, следом за ним пришли жалость и стремление поддержать Борю, успокоить, помочь.

Раньше Инны откликнулась Анна Петровна:

– Боречка, детка! Не переживай и не волнуйся. Присмотрим за Ксюшенькой. Когда я тебе отказывала? Вези дочку, у нас поживет, с Ванечкой играть будет.

– Спасибо вам! – И, шагнув к порогу, Боря добавил: – Так в жизни получилось, что вы самые родные мне люди. Все, пока!

Закрывая за Борей дверь, Анна Петровна не без гордости сказала дочери:

– Слышала? Родней меня с тобой для Бори никого нет.

– Сколько сей комплимент накладывает обязательств, еще вопрос.

– Что ты подсчитываешь? – не поняла Анна Петровна.

– Не бери в голову. Шустрик, бродяга, где спать будешь?

Дальнейшие события подтвердили опасения Инны по поводу взятых на себя обязанностей.

Уже была поздняя ночь, когда приехал Борис со спящей на руках девочкой. Следом водитель вносил приданое Ксюши. Вещей, одежды и игрушек у малышки было столько, что хватило бы на детский сад.

«Куда мы все это затолкаем? – подумала Инна, гладя, как чемоданы и коробки заполняют квартиру. – Не пройти, не проехать». И ей вспомнилась попытка Олега вселиться со своим немалым скарбом. Пусть лучше чужой ребенок и временно, чем бывший муж и на неопределенный период.

Она вошла в комнату, где стоял у диванчика Борис и смотрел на спящую дочь. Выражение Бориного лица говорило о буре эмоций: обожание, страх, беспомощность, умиление, трепет, безмерное беспокойство – казалось, что он сейчас расплачется.

– Пойдем, – шепотом позвала Инна и за руку вывела его из комнаты. – Чего ты паникуешь? Все будет нормально.

«Расти нормально без матери, – подумала она, – ребенок не может. Ничего, Борька женится, за ним не застопорится. Только бы хватило ума выбрать женщину, которая для Ксюши станет настоящей мамой».

– Инструкции? – спросила Инна.

– Какие инструкции? – удивился Боря.

– Письменные или устные. Твоя жена должна была рассказать, какой у ребенка режим, есть ли аллергии на какие-либо продукты.

– Я не видел Свинку, – покачал головой Боря. – От няни Ксюшу забирал. Инна, это очень важно?

– Но хотя бы медицинскую карточку ты привез?

– Нет, только свидетельство о рождении.

Инна хотела сказать, что она думает о матери или, на худой конец, о няне, которые спихивают ребенка, словом не обмолвившись, как ненужную вещь. Но Инна ничего не сказала, потому что Борис еще больше запаниковал бы.

– Ладно, не дрейфь, – улыбнулась Инна. – В конце концов, это только маленькая симпатичная девочка, а не кровожадный лев. С тебя бы сталось и льва к нам привести на постой.

Про льва Борис пропустил, но ухватился за «симпатичная девочка»:

– Правда, она красавица?

– Настоящая принцесса, – подтвердила Инна, которая толком не рассмотрела Ксюшу. – Королевский уход мы тебе не обещаем, но сделаем все возможное, чтобы ребенок легко, без травм входил в новую жизнь. Правда, мама?

Инна видела по тени на полу, что мама подслушивает за дверью.

– Конечно, Боречка! – шагнула в комнату Анна Петровна. – Я со всей душой, Инна тоже, не волнуйся.

– Видите ли, – Борис сжал кулаки, потряс ими в воздухе, разжал, точно готовился произнести неприятное. – Я должен уехать. Сейчас. За границу. На переговоры с поставщиками оборудования для завода. Никому перепоручить нельзя. – Он говорил быстро и отрывисто, не то себя самого убеждал, не то Инну с Анной Петровной. – Так совпало. Все склеилось, как назло. Дьявол! Я не могу бросить работу.

«Любопытно, – мысленно задалась вопросом Инна, – он нервничает, потому что не доверяет нам заботу о своей драгоценной дочери? Так ведь уже привез ее. Или это истинно мужская щепетильность: не сваливать на других свои заботы, чтобы не выглядеть беспомощным?»

– И не бросай работу, Боречка! – всплеснула руками Анна Петровна. – Мы ли не позаботимся о Ксюше. Лучше нас – никто, сам знаешь.

– Знаю, – кивнул Боря. – Но я… словом, терпеть не могу…

– Зависимости от чужого участия? – подсказала Инна.

– Да, – ответил Боря.

Все-таки переживает по причине мужской силы, а не слабости, отметила Инна. Хотя, напомнила она себе, что ты знаешь про их силы и слабости? Теоретик.

– Денег вам оставлю. – Борис принялся суетливо доставать бумажник, вытаскивать из него купюры. – Сколько надо? Этого хватит? – протянул пухлую пачку.

Тут уж обиделась Анна Петровна:

– Убери-ка быстро деньги! Что ж мы, из корысти?

Боря растерялся.

Инна, желая облегчить его участь, тихо (и, кажется, кокетливо) рассмеялась:

– За что мне нравятся бизнесмены, так это за их убеждение, что все можно купить, оплатить, застраховать. Надо только бумажник распахнуть.

Инна пародировала Бориса. Когда ему что-то не нравилось, он говорил: «Что мне нравится, так это…» и далее следовал оксюморон, сочетание несочетаемого.

Борис понял намек, улыбнулся, попытался подхватить игривый настрой:

– Что мне нравится в студентках-психологинях, так это то, что они считают себя академиками.

Анна Петровна в очередной раз подумала: «Слушаешь их (или подслушиваешь), говорят по-русски, а про что говорят, непонятно».

* * *

Инна уходила на работу, когда Ксюша еще не проснулась. Ваня, в детский сад снаряжаемый, хотел увидеть девочку, которая теперь у них будет жить. Но мама и бабушка в один голос велели говорить тихо, чтобы гостью не разбудить, а наиграется он с Ксюшей вечером.

– Я ей пистолетом выстрелю, – подталкиваемый к двери, бурчал Ваня, которому совершенно не нравилась забота мамы и бабушки о посторонней девчонке.

Анна Петровна позвонила Инне около двенадцати, в большую перемену.

– Инночка, доченька! – глухо и торопливо говорила мама. – Не знаю, что делать. Это такой ребенок… такой…

– Мама, я тебя плохо слышу.

– Трубку рукой прикрываю. Инна! Разве я не умею с маленькими девочками обращаться? Ты у меня выросла…

– Мама, что с Ксюшей плохо?

– Все! Умываться – ни в какую, это – ладно. Сама даже трусы надеть не хочет – наряжай ее. Тоже ладно, пусть. Но Ксюша ни кашу, ни творожок есть не хочет. Подавай ей чипсы, кока-колу и эти… ганбергуры.

– Гамбургеры, – машинально поправила Инна, поразившись тому, что ребенок пробовал пищу, абсолютно для него запрещенную. – Мамочка, если Ксюша поголодает до вечера, ничего с ней не случится.

– Но девочка все время канючит, просится к Люсе.