До Москвы добирались полгода. Сначала на корабле под английским флагом «шведского страха ради» до Архангельска, а потом через Вятку до Первопрестольной на лошадях. Трезини оказался «старшим по команде», скорее всего по возрасту, ему уже шел тридцать первый год — по тем временам возраст солидный. В Россию ехала пестрая компания «спецов на все руки». Например, «кудерных дел мастер и завивки париков, а также цирульник Пижон», чьим именем по сию пору именуют модников. По-французски «пижон» всего-навсего «голубь».

Многое увидел и понял Трезини, проехав по непредставимым «итальянскому швейцарцу из Дании» российским просторам, многое прочувствовал. Это он скажет великую фразу: «При пустынности и протяженности ландшафта Российского, дабы дать основание поселению, необходимо поставить требуемую глазу вертикаль». И поставит такую вертикаль — шпиль Петропавловского собора, навсегда прибив столицу этим золотым гвоздем к главному ее проспекту — полноводной Неве.

Свою работу на новом месте начнет он как гениальный военный инженер со строительства башни-крепости — Кроншлота. Зимой на лед Финского залива вывезли десятки срубов. Пробили лед, и срубы, набитые бутовым камнем, легли на дно. Заливу дали замерзнуть и таким же способом опустили второе кольцо из срубов. Когда весною в Финский залив вернулась отогнанная льдами шведская эскадра, ее встретила стоящая в заливе башня со 120 пушками и 3000 солдат. К Санкт-Петербургу не подойти! Кстати, благодаря строительству и вооружению Кроншлота и Кронштадта Петропавловская крепость сразу утратила свое боевое значение.

Не только «державной волею Петра» явился город, но мастерством и золотыми руками Трезини, понимавшим многое в градостроении лучше государя-реформатора. Он понял, что город, задуманный Петром на Васильевском острове как второй Амстердам, должен шагнуть на топкий левый берег Невы, ибо столица не может быть отрезана от державы четыре месяца в году — во время ледостава и ледохода. Понял он и свою «планиду»[21] — стать не рядовым военным строителем, а зодчим, создающим столицу империи. Такой возможности не могло быть у него ни в одной стране, кроме России. Потому он и служил новой Родине верой и правдой, потому и создал при самых малых технических и материальных возможностях шедевры: Петропавловскую крепость с Петровскими воротами, собор Святых Петра и Павла, дворцы Петра I — Летний и Зимний (не сохранился), здание Двенадцати коллегий (университет), госпиталь на Выборгской стороне (перестроен), проект застройки Васильевского острова; внес решающий вклад в регулярную планировку города на Неве в целом; составил «образцовые» (типовые) проекты жилых домов для разных слоев населения: для «именитых», «зажиточных» и «подлых» (разумеется, людей достойных, но платящих подати. — Б. А.); разработал план и начал строительство Александро-Невской лавры (сохранилась планировка, Благовещенская церковь и Духовской корпус).

Фактически он возглавлял все строительство в Санкт-Петербурге. «Канцелярия городских дел», созданная для надзора над сооружением Петропавловской крепости, вскоре стала архитектурным штабом всей новой столицы (сам же Трезини был правой рукой главы Канцелярии у А. Сенявина (Синявина. — Б. А.). Здания и целые комплексы по проектам швейцарского мастера возводились в ключевых точках Петербурга, именно работы Трезини во многом определили дальнейшее развитие города.

Собственный дом Трезини на Университетской набережной стал первой в России архитектурной школой: из числа его помощников — «гезелей» вышел целый ряд выдающихся архитекторов. Трезини жаловался, что ему приходится набирать в ученики буквально сопливых мальчишек и начинать их образование с обучения грамоте, но как только они минимально овладевают навыками строителей и архитекторов — их тут же рассылают по другим городам и стройкам. И он остается без помощников, и «гезели» не имеют достаточной подготовки.

В 1726 году Трезини получил чин полковника фортификации. Однако державный покровитель Трезини умер, и царствующим особам стало не до архитектуры. Были времена, когда на возведение новой столицы смотрели как на пустую забаву сумасбродного Петра. Население Петербурга с 40 тысяч при Петре I в те годы сократилось до 17 тысяч обывателей обоего пола.

В связи с этой цифрой чуть отвлекусь. Трехсотлетие Северной столицы усилило внимание историков к нашему городу и, как говорится, достоянием общественности стали факты поразительные и непривычные. Вопреки общепринятым и официальным представлениям о «береге пустынных волн», «тьме лесов и топи блат» территория, где встанет царственный град Петров, оказывается всегда была густо населена. Когда археологи начали исследовать место предполагаемого строительства сверхвысокого небоскреба Газпрома при впадении в Неву реки Охты, они обнаружили невероятно глубокий культурный слой, в основании которого неолитическая стоянка (8–3 тыс. до н. э.). Подобным не может похвастать ни одна столица в мире! Мы как-то позабыли, что по Неве шел древнейший путь из варяг в Хвалиссы (на Каспий по Волге) и из варяг в греки (на Черное море). Открыто городище XIII века. В 1300 году итальянские инженеры построили здесь крепость Ландскрону, которую через год захватили новгородцы. К XV веку вдоль Невы располагалась 1000 селений, были проложены десятки дорог, шла оживленная торговля с Европой, в том числе железом, которое добывали из болотной руды. На невских берегах всегда проживало смешанное население — славяне, различные финские племена: водь, ижора, карелы. Когда по Столбовскому миру в 1612 году земли отошли к Швеции и русские почти все бежали к Москве, во вновь образованную провинцию Ингерманландию, в пустующие русские деревни переселилось 10 тысяч финнов. Шведы возвели город Ниенц. В нем было три площади, шведский кафедральный собор, немецкая кирха, городская управа, замок наместника короля, лавки, склады, торговая пристань и цитадель Ниеншанц с пятью бастионами. Хотя окрестные деревни были небольшими, но их насчитывались сотни. На месте сегодняшнего Смольного собора стояло русское село Спасское, известное с новгородских времен. На месте Летнего сада — усадьба Конос Хоф. На месте Михайловского замка — усадьба Акерфельт Хоф[22].

Не выдерживает критики и другое привычное утвеждение, что «Питер стоит на костях».

Где тысячи погибших на строительстве рабочих, которые, как принято считать, «мерли как мухи»? Где их могилы? Народ тогда был верующий, православный, людей не хоронили как попало — без крестов. Пока что в Петропавловке нашли захоронение трех солдат, а раскопанное у Казанского собора кладбище оказалось допетровским. Так что не надо сравнивать строительство Петербурга с коммунистическими ленинско-сталинскими лагерями и стройками. Не было многотысячных жертв! И то, что «Питер стоит на костях», действительности, как выясняется, не соответствует.