Время от времени он натягивал поводья, оглядывался и каждый раз проявлял все большую тревогу.

Заметив это, плантатор подъехал к нему и спросил:

— Опасность еще не миновала?

— К сожалению, не могу вам сказать ничего утешительного. Я рассчитывал, что ветер переменит направление.

— Ветер? Я не замечаю никакого ветра.

— Не здесь. Вон там страшный ураган, и он несется прямо к нам… Боже мой, он приближается с невероятной быстротой! Вряд ли мы успеем пересечь выжженную прерию…

— Что же делать? — воскликнул плантатор в ужасе.

— Нельзя ли заставить ваших мулов бежать еще быстрее?

— Нет, они и так уже выбиваются из сил.

— В таком случае, я боюсь, что ураган настигнет нас…

Высказав это мрачное предположение, всадник обернулся еще раз и посмотрел на черные смерчи, как бы определяя скорость их движения.

Складки, которые обозначились вокруг его рта, выдали что-то более серьезное, чем недовольство.

— Да, уже поздно! — воскликнул он, вдруг прервав свои наблюдения. — Они движутся быстрее нас, гораздо быстрее… Нет надежды уйти от них!

— Боже мой, сэр! Разве опасность так велика? Неужели мы не можем ничего сделать, чтобы избежать ее? — спросил плантатор.

Незнакомец ответил не сразу. Несколько мгновений он молчал, как будто о чем-то напряженно думая, — он уже больше не смотрел на небо, взгляд его блуждал по фургонам.

— Неужели же нет никакой надежды? — повторил плантатор.

— Нет, есть! — радостно ответил всадник; казалось, какая-то счастливая мысль озарила его. — Надежда есть. Я не подумал об этом раньше. Нам не удастся уйти от бури, но избежать опасности мы можем. Быстрее, мистер Пойндекстер! Отдайте распоряжение вашим людям окутать головы лошадей и мулов, иначе животные будут ослеплены и взбесятся. Одеяла, платки — все годится. Когда это будет сделано, пусть все забираются в фургоны. Нужно только, чтобы навесы были плотно закрыты со всех сторон. О карете я позабочусь сам.

Сделав эти указания, всадник поскакал вперед, в то время как Пойндекстер с надсмотрщиком отдавали необходимые распоряжения возницам.

— Сударыня, — подъезжая к карете, сказал всадник со всей любезностью, какую позволяли обстоятельства, — вы должны задернуть все занавески. Ваш кучер пусть войдет в карету. И вы также, господа, — сказал он, обращаясь к Генри, Колхауну и только что подъехавшему Пойндекстеру. — Места всем хватит. Только скорее, умоляю вас! Не теряйте времени. Через несколько минут буря разразится над нами.

— А вы, сэр? — с искренней озабоченностью спросил плантатор человека, который столько сделал, чтобы избавить их от грозящей беды. — Как же вы?

— Обо мне не беспокойтесь: я знаю, что надвигается. Не впервые я встречаюсь с этим… Прячьтесь, прячьтесь, умоляю вас! Нельзя терять ни секунды. Вы слышите завывание? Скорее, пока на нас не налетела пылевая туча!

Плантатор и Генри быстро соскочили с лошадей и вошли в карету. Колхаун упрямо продолжал сидеть в седле. Почему он должен бояться какой-то воображаемой опасности, от которой не прячется этот человек в мексиканском костюме?

Незнакомец велел надсмотрщику залезть в ближайший фургон, чему тот беспрекословно повиновался. Теперь можно было подумать и о себе.

Молодой человек быстро развернул свое серапе — оно было прикреплено к седлу, — набросил его на голову лошади, обмотал концы вокруг ее шеи и завязал узлом. С не меньшей ловкостью он развязал свой шарф из китайского шелка и обтянул его вокруг шляпы, заткнув один конец за ленту, а другой спустив вниз, — таким образом, получилось нечто вроде шелкового забрала.

Прежде чем совсем закрыть лицо, он еще раз обернулся к карете и, к своему удивлению, увидел, что Колхаун все еще сидит верхом на лошади. Поборов в себе невольную антипатию к этому человеку, незнакомец настойчиво сказал:

— Спрячьтесь же, сэр, умоляю вас! Иначе через десять минут вас не будет в живых.

Колхаун повиновался: признаки надвигающейся бури были слишком очевидны; с показной медлительностью он слез с седла и забрался в карету, под защиту плотно задернутых занавесок.

То, что произошло дальше, с трудом поддается описанию. Никто не видел зрелища разыгравшейся стихии, так как никто не смел взглянуть на него. Но, если бы кто-нибудь и осмелился, он все равно ничего не увидел бы. Через пять минут после того, как были обвязаны головы мулов, караван окутала кромешная тьма.

Путешественники видели лишь самое начало урагана. Один из надвигавшихся смерчей, натолкнувшись на фургон, рассыпался густой черной пылью — казалось, что с неба пошел пороховой дождь. Но это было лишь начало.

Ненадолго показался просвет, и путников обдало горячим воздухом, словно из жерла печи. Затем со свистом и воем подул порывистый ветер, неся леденящий холод; завывания его были так оглушительны, что казалось, все трубы Эола[10]возвещают о появлении Короля Бурь.

Через мгновение норд настиг каравана, и путешественники, остановившиеся на субтропической равнине, попали в мороз, подобный тому, который сковывает ледяные горы на Ледовитом океане.

Все окутал мрак, ничего не было слышно, кроме свиста ветра и его глухого рева, когда он налетал на навесы фургонов.

Мулы, инстинктивно повернувшись к нему задом, стояли притихшие. Голоса людей, взволнованно разговаривавших в карете и фургонах, заглушались воем урагана.

Все щели были закрыты, потому что стоило только высунуться из-за полотняного навеса, как можно было задохнуться. Воздух был весь насыщен пеплом, поднятым бушующим ветром с выжженной прерии и превращенным в мельчайшую смертоносную пыль.

Больше часа носились в воздухе черные облака пепла; все это время путешественники просидели, не смея выглянуть наружу.

Наконец около самых занавесок кареты раздался голос незнакомца.

— Теперь можно выйти, — сказал он, отбрасывая шелковый шарф со своего лица. — Буря не прекратилась, она будет длиться до конца вашего путешествия и еще дня три. Но бояться больше нечего. Пепел весь сметен. Он пронесся вперед, и вряд ли вы настигнете его по эту сторону Рио-Гранде.

— Сэр, — сказал плантатор, поспешно спускаясь по ступенькам кареты, — мы вам обязаны…

— …жизнью! — воскликнул Генри, найдя нужное слово. — Я надеюсь, сэр, что вы окажете нам честь назвать свое имя.

— Морис Джеральд, — ответил незнакомец. — Хотя в форту меня обычно называют Морисом-мустангером[11].

— Мустангер! — презрительно пробормотал Колхаун, но настолько тихо, что услышать его могла только Луиза.