С самого начала Питер Кэррингтон чем-то заинтриговал меня, и, пожалуй, я начала понимать, чем именно. Когда я увидела, как он сидит в одиночестве в своем похожем на средневековый замок особняке, этот образ запал мне в душу. Жаль, мне не удалось увидеть, что за книгу он тогда читал. Если я тоже ее читала, может быть, я смогла бы задержаться на несколько минут и обсудить ее с ним.

«О, я вижу, вы читаете новую биографию Исаака Башевиса-Зингера, — могла бы сказать я. — И как, вы согласны с авторской трактовкой его личности? Мне показалось, что автор немного несправедлив к нему, потому что…»

В общем, вы понимаете направление моих мыслей.

Вечером накануне приема я заехала за Мэгги, чтобы отвезти ее в ресторанчик, куда мы регулярно выбирались полакомиться блюдами итальянской кухни. Когда я приехала, она пудрилась перед зеркалом в передней, что-то оживленно мурлыча себе под нос. На мой вопрос, в чем дело, она небрежно сообщила, что ей звонил Николас Греко, тот самый детектив, который расследует исчезновение Сьюзен Олторп, и сейчас он едет к ней. Она ждала его с минуты на минуту.

Я была ошарашена.

— Мэгги, но зачем ему вообще понадобилось с тобой встречаться?

Но не успела она ничего ответить, как я сама сообразила, что Греко решил побеседовать с бабушкой потому, что на момент исчезновения Сьюзен Олторп мой отец работал на Кэррингтонов.

Я машинально принялась прибираться в гостиной. Выровняла занавеси, собрала разбросанные по комнате газеты, повесила бабушкину кофту в шкаф в коридоре и унесла в кухню чашку из-под чая и тарелку из-под печенья, оставленные на кофейном столике.

Греко позвонил в дверь, когда я заправляла обратно выбившиеся из бабушкиной прически пряди серебристых волос.

Я горячая поклонница Дэшила Хэммета, и в моем воображении все частные сыщики рисовались мне похожими на Сэма Снейда, особенно в «Мальтийском соколе», поэтому Николас Греко меня разочаровал. Своим внешним обликом и поведением он напомнил мне оценщика убытков, которого прислала ко мне страховая компания, когда в квартире этажом выше прорвало трубы.

Однако эта иллюзия быстро развеялась, когда, услышав, что я внучка Мэгги, он спросил:

— Значит, это вы были вместе с вашим отцом в поместье Кэррингтонов в тот день, когда исчезла Сьюзен Олторп?

Я только глазами захлопала, и он улыбнулся.

— Я ознакомился с материалами дела. Двадцать два года назад ваш отец рассказал следователю, что вынужден был внепланово наведаться в поместье из-за неполадок в осветительной системе и взял вас с собой. Один из подручных устроителя банкета также упомянул, что видел, как вы сидели на скамейке в саду.

А вдруг кто-нибудь заметил, как я пробралась в дом? Очень надеюсь, что, приглашая Греко присаживаться, я ничем не выдала, что совесть у меня нечиста.

Я недовольно отметила, что Мэгги явно купается в блаженстве. Мне было известно, что этого человека — теперь он уже не напоминал оценщика ущерба — наняли доказать, что Питер Кэррингтон виновен в исчезновении Сьюзен Олторп, и это меня расстраивало.

Однако первый же его вопрос поразил меня до глубины души. Его интересовали не Кэррингтоны и не Олторпы; его интересовал мой отец.

— Вы замечали за вашим зятем признаки угнетенного состояния? — спросил он Мэгги.

— Ну, если считать пристрастие к выпивке признаком угнетенного состояния, то да, — ответила Мэгги и покосилась на меня, словно опасалась, что ее слова могли огорчить меня. — Я хочу сказать, что он так и не оправился после смерти Энни. Она была моей дочерью, но через пару лет после ее смерти я сама стала просить его, чтобы он нашел себе кого-нибудь. Должна вам сказать, многие женщины были бы счастливы прибрать его к рукам. Но он так ни с кем и не сошелся. Все твердил, что им с Кэтрин и вдвоем хорошо. Когда Кэтрин было десять, она решила, что ей больше нравится, когда ее называют Кей, — добавила она ни с того ни с сего.

— Значит, вы полагаете, что злоупотребление алкоголем было признаком угнетенного состояния, в результате чего он решил покончить с собой?

— Он потерял одну за другой несколько работ. Думаю, когда его уволили Кэррингтоны, это стало последней каплей. К тому же у него должна была вот-вот закончиться страховка. После того как его официально признали погибшим, страховая компания выплатила Кей деньги, за счет которых она получила образование.

— Но он не оставил никакой предсмертной записки, и его тело так и не было найдено. Я видел его фотографию. Он был поразительно красивый мужчина.

Я начала понимать, к чему он клонит.

— Вы намекаете, что мой отец не совершал самоубийства, мистер Греко? — уточнила я.

— Мисс Лэнсинг, я ни на что не намекаю. В тех случаях, когда тело погибшего обнаружить не удается, вопрос об обстоятельствах смерти всегда остается открытым. Официально известны многочисленные случаи, когда люди, много лет считавшиеся погибшими, объявлялись сами или были обнаружены полицией двадцать или тридцать лет спустя. Они просто решали сбежать от жизни, которая почему-либо стала для них невыносимой. Такое нередко случается.

— В таком случае, полагаю, вы не должны исключать, что со Сьюзен Олторп произошло то же самое? — парировала я. — Ведь ее тело тоже не нашли. Может, ее жизнь тоже внезапно стала невыносимой.

— Сьюзен была молодой и здоровой девушкой, красивой и талантливой. Она училась в Принстоне и собиралась вступить во владение средствами трастового фонда, который позволил бы ей жить припеваючи. К тому же она была очень популярна и у нее не было отбою от кавалеров. Боюсь, ваше сравнение неуместно.

— Это Питер Кэррингтон что-то с ней сделал. Готова поручиться, он ее приревновал, — произнесла Мэгги тоном верховного судьи, провозглашающего вердикт. — Пока не утонула его жена, я не была до конца уверена в его виновности, но после стало совершенно ясно: кто убил один раз, убьет и другой. Что же до моего зятя, полагаю, он был достаточно угнетен, чтобы решить, будто окажет Кей услугу, если обеспечит ей образование.

В тот вечер паста не лезла мне в горло, а когда Мэгги принялась обсуждать визит Греко, мне стало и вовсе тошно.

— Может, он и такой умный, как о нем говорят, но когда он заявил, что твой отец мог вот так тебя бросить, он очень заблуждался.

Нет, отец не мог меня бросить, но Греко говорил не об этом. Он подозревал, что отец вынужденно изобразил видимость собственного исчезновения из-за того, что случилось со Сьюзен Олторп.

Пошел снег. Николас Греко едва замечал невесомые влажные снежинки, оседавшие на лице, пока он стоял, глядя на окна картинной галереи на втором этаже одного из домов по 57-й Западной улице. Галерея носила имя Ричарда Уокера.

Об Уокере он уже кое-что знал. Сорок шесть лет, дважды разведен, сын Элейн Уокер Кэррингтон, репутация в художественном мире неважная, и, без сомнения, живет на широкую ногу благодаря мамочке, которая удачно вышла замуж за баснословное состояние Кэррингтонов. Уокер тоже присутствовал на том злополучном приеме, после которого исчезла Сьюзен Олторп. Если верить материалам уголовного дела, после того как вечеринка закончилась, он уехал в свою квартиру на Манхэттене.