– Желаете реванш? – Алена лихо откинула каштановую прядь со лба.

– Нет. Я разбит, уничтожен, признаю полное поражение и готов к выплате аннексий и контрибуций.

– Звучит заманчиво. Я над этим подумаю. А вот интересно, почему здесь, кроме нас, никого нет? Ни в тренажерном зале, ни в сауне, ни в бассейне?

– Потому что сейчас семь часов вечера, и все гости готовятся к новогоднему банкету.

– Что?! Уже семь? Да ведь мне же тоже надо… подготовиться! Что вы наделали, Александр, с вами я совсем забыла о времени!

– Я очень этому рад. – Александр понизил голос до самых глубоких, волнующих гармоник и подошел к ней.

Две ракетки со стуком легли на теннисный стол.

– Давай, ребята, заноси! Только осторожнее! Левее давай, левее!

Двое работяг, обливаясь потом, тащили вниз по лестнице огромные коробки с надписью на трех языках: «Огнеопасно». Работяг контролировала фиолетовая дама – главный администратор. Бросив на Александра с Аленой нарочито безразличный взгляд, она велела поставить груз у стены.

Алена ойкнула, выскользнула из рук Александра и убежала.

Работяги, отдуваясь и вытирая лбы, ушли тоже.

Александр Грубин пальцем поманил фиолетовую даму к себе.

– Вы же сами, Александр Васильевич, сказали, что для всех без исключения вы – простой гость, – не дожидаясь вопроса, принялась оправдываться она.

– Да, Ираида Глебовна, я так сказал. Но я не говорил, что за мной нужно присматривать и, уж тем более, шпионить.

Ираида Глебовна оскорбленно поджала губы.

– Сегодня вы трижды попались за этим занятием, – невозмутимо продолжал Александр Васильевич. – Первый раз, когда я возвращался с лыжной прогулки, второй, когда вам что-то экстренно понадобилось в библиотеке, и третий только что. И не говорите мне, что ящики с пиротехникой необходимо было доставить именно сюда и именно сейчас.

Бледные щеки Ираиды Глебовны пошли некрасивыми алыми пятнами.

– Вы прекрасный работник, Ираида Глебовна, – смягчился Александр Васильевич, – и я подумываю о том, чтобы предложить вам пост заместителя управляющего отелем в Хельсинки, который мы планируем открыть в следующем году. Если, конечно, между нами больше не будет этих маленьких недоразумений.

Пятна исчезли. Ираида Глебовна, просветлев лицом, так энергично затрясла головой, что у нее на затылке растрепался безупречно скрученный шиньон.

– Ну вот и договорились. – И Александр Васильевич, кивнув Ираиде, удалился.

Ираида Глебовна, молитвенно прижав руки к плоской груди, проводила его умиленным взглядом:

– Какой мужчина! Эх, где мои двадцать, ну хотя бы двадцать пять лет!

* * *

Вбежав в номер и захлопнув за собой дверь, Алена, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной.

«Может, и к лучшему, что притащились эти, с ящиками, – подумала она. – А то события развиваются как-то уж слишком быстро. Как в романе. Как в какой-нибудь новогодней сказке».

Если бы не притащились эти, он, наверное, поцеловал бы ее.

А она, наверное, и не стала бы возражать.

Ох Новый год – такое опасное время! В Новый год так легко поверить в чудо!

А ведь чудеса бывают только в сказках…

Алена достала из сумочки «Новые сказки Шахерезады».

Вот что ей сейчас нужно, чтобы немного отдохнуть, отвлечься и успокоиться.

На банкет она еще успеет собраться. Она не Наталья и тем более не Ирина – ей хватит и получаса. А сейчас подальше отсюда, подальше от коварно-веселых, подсвеченных розовым и золотым новогодних снежинок за окном, от поднимающейся волны новогодних звуков, от неотступного, стоит лишь прикрыть глаза, видения: его глубокий, то ли серый, то ли темно-синий взгляд и светлая, как луч, улыбка.

В Багдад! В Багдад!..

* * *

В царствование калифа Гаруна-аль-Рашида жила в городе Багдаде молодая и очень красивая женщина по имени Ясмин. Была она вдовой незначительного чиновника, то ли писца, то ли сборщика податей – не важно это. А важно, что овдовела она, не успев толком выйти замуж.

Мужа хватил удар прямо на свадебном пиру: то ли от предвкушения брачной ночи, то ли оттого, что слишком уж активно запивал праздничный пилав горячительными, запрещенными Кораном напитками.

Вот и оказалась Ясмин в неопределенном положении: вроде уже не девица, но еще и не женщина.

Соседи, друзья покойного и родственники налетели как мухи на мед с предложениями мужской гуманитарной помощи. У них ведь, у мусульман, только девушка или мужняя жена обязаны содержать себя в строгости, а разведенная или, скажем, вдова – сама себе госпожа. Если, конечно, у нее есть деньги для независимого от мужчин существования.

У Ясмин деньги были. Не то чтобы значительные средства оставил ей покойный, но на скромную жизнь в Багдаде, в «зеленой зоне» рядом с главным городским арыком, ей должно было хватить. И еще осталось бы на тряпки, сладости и прочие женские удовольствия.

Так что снова выходить замуж за прельщенного ее красотой и нетронутой свежестью претендента не было необходимости. Тем более вступать во внебрачную связь. И тем более что среди соискателей не было ни одного, который красавице Ясмин хоть сколько-нибудь нравился.

Чтобы отвязаться от назойливых ухажеров, Ясмин объявила, что будет, как и подобает порядочной мусульманской вдове, блюсти четырехмесячный траур. Не пожалев средств, возвела над могилой мужа мраморную гробницу и стала каждый день посещать ее на закате солнца. Ходила туда просто, скромно, всего лишь с двумя служанками и рабом-нубийцем устрашающей наружности для охраны. В гробницу же входила одна и оставалась там во все время вечерней молитвы, а иногда и до восхода луны.

Служанки с рабом в это время не скучали. Усаживались где-нибудь неподалеку на мягкую кладбищенскую землю, пили шербет, закусывали фисташками, изюмом и халвой, дразнили бедного нубийца за то, что евнух. Он в отместку щипал и щекотал их так, что визг разносился по всему кладбищу. Ясмин приходилось прерывать печальное уединение и строго призывать их к порядку и почтению памяти усопших.

И вот однажды повелителю правоверных Гаруну-аль-Рашиду вздумалось прогуляться по ночному Багдаду под видом простого смертного и посмотреть, чем и как живут и дышат его подданные.

Надо сказать, что Гарун-аль-Рашид был не совсем обычный калиф. Он не довольствовался донесениями визирей о настроениях в народе, а любил все узнавать сам. Кроме того, он был большой охотник до всякого рода приключений. И кроме того, прекрасно умел обращаться с мечом и кинжалом, так что в случае чего мог за себя постоять. И наконец, если верить томным вздохам красавиц его многочисленного гарема, был пылким и неутомимым любовником.

Вздыхали же красавицы оттого, что иногда (слишком, по их мнению, часто), вместо того чтобы провести ночь в бархатной, напоенной амброй, мускусом и розовым маслом темноте гарема, калиф где-то шлялся до самого утра с верным спутником, великим визирем Джафаром.