в полёте действовали правила страны вылета. Это по фальшивым документам Декстеру удалось накачать её алкоголем с его коктейлем.

Шаг за шагом, они двигались вперёд. Она просто кивала, когда он говорил, с трудом концентрируясь. У неё были вопросы, те, что она не могла задать, но всё равно важные.

Когда был её пересадочный рейс из Мюнхена? Её отсутствие на этом рейсе поднимет тревогу. В конце концов, она не просто пассажир. Она Натали Роулингс и отец ждёт её прилёт. Это то, что Джемисон ей сказал.

И Фил.

Джемисон сказал, что Фил будет ждать её в аэропорту. Боязнь разочаровать его своим провалом была забыта. Она жаждала безопасности от его присутствия.

— Из-за твоих изменившихся планов ты должна была пройти контроль здесь.

Она подпрыгнула, уставившись на Декстера, говорившего прямо ей в ухо.

— Что?

Он указал подбородком на потолок.

— Ты стараешься смотреть в камеры. Твоё присутствие здесь не покажется ни странным, ни необычным.

Нат набрала воздуха и тихо сказала:

— Нет. Я не должна проходить контроль до Франции. Я не хочу, чтобы мои планы менялись.

— Клопик, это больше не в твоих силах, — он кивнул в сторону одного из окошек пограничного контроля. — Видишь эту женщину, почти девочку, на самом деле, которая только что прошла контроль?

Натали увидела её. Она была молодой, высокой и стройной. Её тёмные волосы были забраны в хвост, пропущенный через отверстие в кепке. На ней была дорогая, но обычная одежда: джинсы, ботинки, тёмно-зелёный топ и накинутый светло-коричневый свитер. За секунду до того, как девушка исчезла, Натали заметила её сумку. Это была такая же сумка, как у неё.

И кепка… На Натали не было кепки, но у неё была точно такая же.

Внезапно, в комнате стало жарко, а её кожу защипало.

Во рту у Нат пересохло, у неё подогнулись колени.

— Почему? Зачем ты мне на неё показал?

— Я думал ты сообразительнее. Ты меня разочаровываешь.

Перед ними осталось несколько пассажиров до того, как подойдёт их очередь. К глазам подступили слёзы, она проглотила подступившую желчь.

— Она это я?

— Ты сейчас сказала то, что никогда не ожидала от себя услышать. Кто ожидает увидеть себя, исчезающую в толпе?

— Технически — нет, она не ты. Ты это ты. Но ясно зафиксировано, что личность, о которой ты, может быть, собиралась сообщить офицеру в одном из этих окошек, только что пересекла границу Германии. Имя, с которым ты регистрировалась на рейс официально уже в Мюнхене. У этой девушки есть её, вернее твой старый паспорт, посадочный талон, вся информация на тебя. — Декстер надавил ей на поясницу, заставляя сделать ещё несколько шагов вперед. — Государственные служащие не поверят тебе, если ты назовёшься ей.

Сердце Нат так заколотилось, что зашаталась комната. Что будет, если её вырвет?

— Я настоящая Натали Роулингс. Мои родители…

— Что случится, если ты сделаешь безумное заявление? Знаешь, какие у них тут в Германии психушки? — спросил Декстер. — Совсем не такие санатории, в котором находилась твоя мать.

Она с раскрытым ртом посмотрела ему в лицо, её живот скрутило.

— Как ты…?

Случай с её матерью был давным-давно, после рождения Николь и до Нэйта. Это была та часть семейной истории, которую никогда не упоминали. То время — так говорили, и не было такой причины, ради которой это стоило ворошить. На протяжении всей жизни Нат её мама была уравновешенной, милой и любящей. История, которую рассказали Нат, была настолько травмирующей, сопряжённой с такими событиями, от которых мама пострадала, что с ней произошёл, как говорят профессионалы, отрыв от реальности.

Что случится с мамой, если Нат исчезнет? Не отбросит ли это её назад? Будет ли это следующим травмирующим событием?

Декстер продолжал шептать:

— Я не смогу помочь тебе, если они заберут тебя.

Помочь мне?

Изучая выражение его лица, Нат оценивала своего похитителя. Смогла бы она обогнать его? Он был высоким, выше её, возможно, ростом с её отца, и он был большим: не в смысле — толстым, а крепким и основательным. Этими же словами можно было описать его выражение лица. Крепкое и основательное, словно они обсуждали погоду, а не мамину душевную болезнь или её собственную.

— Но, если я исчезну, моя мама…

— Ты не исчезнешь, — успокоил он её, нежно поглаживая по пояснице большой рукой под свитером, но поверх топа. Для стороннего наблюдателя это могло показаться ободряющим жестом. — Не беспокойся, клопик. Веди себя так, как мы договорились, и тогда ты пошлёшь своим родителям запланированное сообщение. Ты не исчезнешь. Ты просто решишь, что не поедешь дальше Мюнхена и изменишь свои планы.

— Зачем мне это делать?

Они были уже почти на передней линии.

— Что, по-твоему, легче для твоей матери? Если её детка пропустит празднование Рождества, потому что она стесняется отчисления из университета, или если её малышка попадёт в психиатрическую клинику после помешательства по той же причине? Я имею ввиду, тот эпизод в самолёте… и катавасию сейчас? Случай можно назвать отрывом от реальности.

Может у неё действительно срыв. Как это реально может всё происходить?

И откуда Декстер знает о её отчислении? Она даже родителям не говорила.

— Я…я…

— Подходи, дорогая, — сказал Декстер, потянув её за руку, — наша очередь. Нелли Смитерс, — напомнил он мягко, когда они подошли к окошку.

Глава 6

Наши жизни определяют возможности, даже те,

которые мы упустили.

Ф.Скотт Фицджеральд.

— Цель визита? — спросил мужчина с тяжёлым немецким акцентом, сканируя код паспортов под лампой и переводя взгляд с документов на их лица.

Декстер ответил, протянув бумаги и быстро схватив Натали за руку. Он уверенно, лишь с необходимым для убедительности количеством деталей, объяснил, что они молодожёны, приехали на праздники — отложенный медовый месяц из-за получения её паспорта с новым именем, о замках, снеге и магии. С каждым словом серьёзность ситуации удушающим облаком сгущалась вокруг них — в противовес его ответам; никому, кроме неё не видимая, сковывая тело и душу, туманя взгляд и крадя её возражения.

Его слова звучали невинно и легко. Никто, кроме Натали, не услышал правды. Его речь была злокачественной опухолью, вгрызающейся в её внутренности, пожирающей её будущее.

Хотя она слушала, её мысли занимали его угрозы о том, что они решат, что она сумасшедшая. Она вспомнила истории об иностранных психиатрических клиниках, вызывая образы мрачных одиночных комнатах без окон с одной раскладушкой. Ей не хотелось ему верить.

Психические отклонения не были сейчас таким приговором, как тогда, когда был поставлен диагноз матери, наука достигла большого прогресса,