Наступила неловкая пауза, когда молодые люди не знали, что сказать своей работодательнице, которая к тому же, кажется, сама задумалась. В это время из дома донеслись монотонные звуки рождественской песенки. Гости пели хором, но из всех голосов выделялось пронзительное сопрано Джанет Хиггенботам. Огромное арочное окно танцевального зала издали светилось в темноте, как могильная плита янтарного цвета.

— Кажется, там неплохо веселятся, — заметил Роджер.

— О, вечер был действительно прекрасный, — сказала Мэгги. Мрачная ирония сказанного, пролетевшая мимо ушей студентов, заставила Мэгги поперхнуться, как от непрожеванного куска мяса. В следующий миг свет фар осветил ворота в каменном заборе, скрывавшем дом от надоедливых глаз проезжавших мимо водителей. Машина оказалась знакомым черным «саабом», когда-то принадлежавшим Кеннету. Она подъехала к лужайке и остановилась рядом. Сидевший в машине Хупер, сын Мэгги, опустил стекло.

— Мам, что ты здесь делаешь?

— Развлекаю охрану.

— Мы все-таки решили не ехать в Белиз, — сказал Хупер.

— Я рада, что ты дома, — сказала Мэгги, обуреваемая эмоциями. Она просунула руки в окно и обняла красивую русую голову Хупера. Ее слезы сделали его щеку мокрой.

— Ну, мам, держи себя в руках, — сказал он. И только тут Мэгги заметила девушку, сидевшую слева. — О, это — Элисон, — небрежно вставил Хупер. — Элисон, а это — моя знаменитая мама.

— Рада познакомиться, Мэгги, — сказала молодая женщина, откинув волосы движением головы. Было трудно разглядеть ее лицо в слабом свете приборной доски. Она была похожа на студентку, но Мэгги заметила блеск чего-то металлического у нее в ноздре и на нижней губе.

— Думаю, мы остановимся в садовом домике, — сказал Хупер, имея в виду домик для гостей. Мэгги растерялась. — Можно, мам?

Мэгги знала, что Хупер привозил сюда девушек и раньше. Но он всегда старался делать это незаметно. Она не собиралась давать им явное разрешение на то, чтобы спать вместе у них дома, но ей трудно было сосредоточиться. Что и говорить, она спала с Кеннетом в родительском бильярдном домике, когда была еще моложе, чем Хупер. Разрушать их планы было бы неэтично и по-ханжески абсурдно. Но ей все это не нравилось. Более того, это стало последней каплей, приведшей ее в ярость.

— Вам придется застелить постель, — сказала она сухо.

— Никаких проблем, Мэгги, — ответила Элисон.

— Не смей называть меня Мэгги, — внезапно резко сказала она. — Мы что с тобой, лучшие подружки? Или как?

— Извините, миссис Дарлинг.

— И так меня нечего называть, — ломающимся голосом ответила Мэгги. — О, черт!

Роджер и Марк стояли рядом, держа свои кружки обеими руками.

— А как мне вас называть? — спросила Элисон.

— Я не знаю, — ответила Мэгги, заливаясь слезами.

— Ты в порядке, мам?

— Прием — сплошной ужас. — Это было все, что могла вымолвить Мэгги. — Полное фиаско.

— Мы поедем прямо в садовый домик, мам. А на гостей и смотреть не будем.

— Возьмите поесть, — сказала Мэгги между рыданиями. — На кухне всего полно.

— Хорошо.

— Спокойной вам ночи. — Она нагнулась и снова обняла голову сына, с отчаяньем сказав: — Я так тебя люблю!

— Я знаю, мам. Гости приходят и уходят. Ты-то это лучше всех знаешь.

— Мне жаль, что вам так тяжело, — добавила Элисон.

— Ах ты моя сладкая, — сказала Мэгги с неожиданной лаской в голосе. — Будь умницей с моим мальчиком.

— Счастливого Рождества, мама. Встретимся утром, и все будет хорошо.

Машина вырулила с лужайки и поехала по заснеженной аллее за огромным домом. Мэгги осталась стоять в темноте, рыдая в голос. Она не знала, как долго это длилось, но этого было достаточно, чтобы у нее просветлело в голове.

В половине второго ночи гости разошлись. Из танцевального зала все было вынесено, а пол вымыт. Все стаканы, тарелки, блюда и приборы были помыты и убраны в огромную кладовую. Помощникам заплатили наличными и отпустили. Зимнюю тишину, в которой, как в коконе, спал дом, нарушало только неизменное тиканье напольных часов Аарона Уилларда (изготовленных около 1790 года) с полукруглой верхней крышкой. Кеннет сидел на стуле напротив туалетного столика Мэгги и тяжело дышал от усталости. Один носок по-дурацки наполовину свешивался с его правой ноги.

— Ложись в постель, — сказала Мэгги, которая сидела, опершись на спинку изголовья кровати из вишневого дерева, и внимательно читала новую книгу своей конкурентки о тосканских рецептах приготовления пищи, усердно делая пометки фломастером на страницах.

— Я так устал, — застонал Кеннет.

Мэгги живо постучала по матрацу:

— Ну-ка быстро.

Кеннет снял рубашку через голову, как футболку для игры в лакросс, не расстегивая кнопок, поднял ее и швырнул в направлении своего шкафа. Она упала на пол почти беззвучно. Обычно такая неряшливость приводила Мэгги в неистовство, но сейчас она промолчала. Затем Кеннет встал, скинул брюки и трусы и перешагнул через них, оставив их лежать неаппетитной кучкой. Его лицо троеборца обвисло, и, несмотря на мускулистую грудь, вздутые дельтовидные мышцы и волнообразные мышцы живота, он выглядел не моложе своего возраста. Мэгги откинула одеяло, приглашая Кеннета на его сторону кровати. Он забрался на свое место, немного повозился, взбил подушку, улегся в конце концов на спину, натянув одеяло до подбородка.

— Все из-за этих наркотиков, — заметила Мэгги.

— Ну, сегодня я вовсе не проказничал, Мэгс, — ответил Кеннет, не открывая глаз. — Не клади абажур мне на голову.

— Нет, это ты не клади абажур себе на голову. — Она аккуратно положила книгу на тумбочку, слезла с целой горки подушек и положила голову на мускулистую грудь Кеннета.

— Я устал, Мэгс. — Это были кодовые слова, означавшие, что он не особенно интересуется сексом сегодня.

— Ты просто расслабься, — сказала Мэгги.

— Эй, ты хоть свет выключи, а?

— Минуточку.

Она наклонилась к нему и начала слегка чмокать его по груди до пупка, а потом и немного ниже до того места, где ее чувствительный нос уловил то, о чем она подозревала: предательский смешанный аромат рыбы луфаря и тмина, напоминающий запах женского полового инструментария. Как-то однажды Мэгги сама готовила такое блюдо из луфаря и семян тмина, запекала его в пергаменте с кориандром и лаймом — и они с Ниной повернулись тогда друг к другу с одной и той же мыслью. Они превратили все в шутку, назвав блюдо — луфарь a la puta[6]. И вот он, этот запах снова, в паху у Кеннета. Она вспомнила всю сцену, произошедшую сегодня в библиотеке: девушка выходит из туалетной комнаты, затем оттуда же крадучись выходит Кеннет. «Он хотел, чтобы я его поймала!» Мэгги была уверена в этом сейчас, вылезая из-под одеяла.