Где же женская изобретательность? Когда я боялась показать своему парню маленькую грудь, я все сексуальные игрища планировала так, чтобы оставаться частично в одежде. Это ж развивает фантазию. И мою. И моего парня. Потому что однажды зимой мы трахались в шубах. И чтобы понять, что он трахает именно меня, а не крупного енота, нужно было подключить всю фантазию, какая у него была. Это было странно. Но весело.

А сейчас проще: захотела не комплексовать – заплатила проституту.

В общем, мы с Аней очень много спорим на эту тему. Но чем дальше, тем больше меня забавляет идея покупать профессионального трахателя. Нет, я не считаю такое положение вещей унизительным или оскорбительным для женщины. Но только если женщина не врет себе и ей действительно на данном жизненном этапе нужен только секс.

Вам нужен секс. Вы платите за секс. Все.

Это нормально. Вы же платите деньги профессиональному парикмахеру или мастеру ногтевого сервиса, чтобы они сделали все на высочайшем уровне. Хотя и сами себя можете и подстричь, и ногти накрасить, но вам нужно получить высококвалифицированную услугу. С сексом так же. Вы можете потрахаться самостоятельно, а можете купить услугу профессионала.

«А если ногти и волосы – это нормально, то почему нам, женщинам, покупающим секс, должно быть стыдно?» – эту фразу Аня обычно говорит торжественно с интонацией «шах и мат, унылые домоседки!» в конце любого нашего спора. А я на правах унылой домоседки говорю: «Ты права». Потому что, боюсь, если с ней не согласишься, она и меня трахнет.

КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ

Забыть своего первого мужчину – не такая уж и проблема. Но вы все равно всю жизнь будете его вспоминать. Когда поссоритесь с мужем, вы будете вспоминать мифического Мишу, который «между прочим, предлагал мне замуж, а я, дура, отказалась!».

Вообще, страх одиночества (по мнению специалистов) – один из основных страхов любой нормальной бабы, который загоняет ее в отношения, а иногда и в загс. Да, просто мы очень боимся, что нам в старости никто стакан воды не поднесет. Но почему‐то не боимся, что стакан воды нам не понадобится. А еще не боимся, что этот долбаный стакан воды не стоит пятидесяти лет унылой семейной жизни.

Может быть, я не захочу в старости воду? Может, я бокал шампанского захочу. И принесет мне его загорелый двадцатилетний парень в сомбреро (или не важно, в чем… может, вообще ни в чем). Да, принесет не потому, что «я обязан, ведь мы жили с этой старой каргой целых пятьдесят лет», а за деньги принесет. Но сути это не меняет.

Я просто хочу прожить эту жизнь счастливо. А не ради какого‐то там финального стакана с водой.

ПАРЫ, КОТОРЫЕ «СРАЖАЮТСЯ ЗА СВОИ ОТНОШЕНИЯ», МЕНЯ ОТКРОВЕННО ВЕСЕЛЯТ. ПОТОМУ ЧТО ОБЫЧНО ОНИ СРАЖАЮТСЯ СО ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ.

Я долго не хотела писать главу про этого бывшего, потому что из всей плеяды моих товарищей – это единственный тип, которого я побаиваюсь до сих пор. Потому что «если что не так», он приедет «разруливать ситуацию».

Вы сейчас спросите: Наташа, ты что, в девяностых с кем‐то встречалась? Скажу так, друзья, я родилась во времена СССР, пережила перестройку и дефолт, деноминацию и крах «МММ», я жила во все эпохи, начиная с 1980 года. Конечно, я встречалась с парнем в лихие девяностые!

Он был такой же лихой, как и эти девяностые. С битой не ходил, но кастет и нож у него были всегда с собой. «На всякий случай,» – как он говорил. Что это за случай такой, я не уточняла, но он и меня научил быть готовой к нападению, естественно, на всякий случай.

Мой был бандитом. Не могу сказать, что прям бычарой, нет. Обычный такой, высокий симпатичный парень. Но с настолько тяжелым взглядом, что даже, когда он улыбался, страх все равно не отпускал тебя. Складывалось впечатление, что он тебя сейчас прибьет, но с улыбкой.

У него, конечно, было имя. Как у всех людей. Какое‐то обычное. Но мы почему‐то называли друг друга местоимениями «мой» и «моя». Когда я выходила во двор раньше, чем он, меня спрашивали обычно: «А где твой?» Когда приходил он, ему говорили: «Видел, че твоя сегодня сделала?» А делала я прям много чего.

Чтобы вы лучше представляли, какая мы были парочка, вспомните Джокера и Харли Квин: я творила какую‐то невероятную неадекватность, а он меня вытаскивал из любой проблемы.

Однажды я выбила кирпичом лобовое стекло автомобиля у соседей по дачному участку. Сейчас мне стыдно. Но тогда нам было весело, мы гуляли ночью по дачам, и Мой что‐то выкинул типа «слышь, а слабо добросить кирпич до вон той машины», а мне оказалось не слабо. А хозяину машины оказалось не слабо выбежать из дома. Мой что‐то долго решал с ним, они спорили, потом он отдал свою золотую цепочку, и они относительно мирно разошлись.

Такое поведение бывает, когда человек, вырвавшись из‐под родительской опеки и первых серьезных отношений, пытается найти границы дозволенного. Мне было интересно все, в том числе, где та грань, за которой я буду получать по шее от окружающих. Я эту грань находила и могла долго двигаться по ней, как эквилибрист по канату: туда-сюда. Думаю, если бы за мной не стоял Мой парень, меня бы, безусловно, били. Но рядом был он, поэтому я творила, что хотела. Например, всегда говорила правду. Люди не любят, когда им говорят правду. Я это знала. Но меня не заботил тот факт, что я могу обидеть или задеть человека. Меня заботило только то, успеет ли Мой прийти ко мне на помощь. А он успевал всегда.

Это были те самые легендарные времена (школоте не понять), когда во дворах все решалось грубой силой, а за каждое сказанное слово нужно было отвечать. Слово не воробей, оно вылетает, потом долго кружит над беседующими, потом гадит на всех подряд, а потом этого воробья ловят и запихивают обратно в глотку шутнику. Со мной такие штуки не срабатывали. Потому что, как только ловили воробья, я пряталась за спину Моего.