– А… Ну что ж. Это мысль. Можем взять ее к себе на время. Ее и маму твою. Покажем девочку специалистам.

– Ты не понял. Если мы возьмем Гелю к себе насовсем . Без мамы, без папы, без дядь и теть… Пусть девочка живет с нами. Как с родителями.

У Тима покраснели даже уши. Он буквально буравил Киру светло-карими «рысьими» глазами.

– Материнский инстинкт проснулся? – довольно бесцеремонно спросил он. – Понятненько. Давай лучше своего родим. Я не в восторге, но что ж с вами, женщинами, поделать.

– Ты не понял, – рассердилась Кира. – Я хочу для Гели лучшей жизни.

– Похвально. Ты меня радуешь. Знаешь, все-таки что-то человеческое в тебе есть. А то я вчера переживал, что ты никого не можешь полюбить… Но, милая моя, не поддавайся эйфории. Ты, считай, в первый раз осознала, что у тебя есть сестренка, у тебя проснулись чувства к ней. Только учти – наиграешься быстро, а девочку уже не выгонишь. Это как с приемными детьми – назад хода нет. И потом, – в голосе у Тима зазвучали металлические нотки, – у девочки есть родители. Твои отец и мать. Ты их мнением интересовалась? И еще. Никакие родственники, даже самые добрые и обеспеченные, не заменят ребенку родителей. И третье. Я против постоянного присутствия родни в доме. Можешь считать меня мизантропом. С восемнадцати лет живу один, чему очень рад. Ну, ты сама видела мою маму…

– А я? Как же ты со мной десять лет бок о бок существуешь?

– Ты – это ты. Больше мне никто не нужен.

– Прекрасный ответ. Исчерпывающий… – уныло произнесла Кира. – Но я пошутила. Что-то нашло на меня… Да, Геля славная девочка, но зачем она мне, правда…

* * *

…Первой пришла тетя Зина с дядей Толиком и сыновьями. Тетя Зина – самая старшая из трех сестер отца. Сейчас ей было пятьдесят шесть. Высокая. Широкая в талии и бедрах, фигурой напоминающая грушу. Ходила тетя Зина интересно – затылком вперед.

Да-да, именно затылком вперед. Зад далеко отставлен, голова – лицом чуть вниз, а затылок – стремится вперед, словно тот самый, мифический третий глаз открылся у тетки и им она пытается осмотреть дорогу перед собой.

Коротко стриженная, волосы крашены хной. Лицо смуглое, почерневшее от солнца. Короткие обтягивающие бриджи, кофточка со стразами. Пластиковые сандалии. Если бы не стразы, то можно было принять тетю Зину за типичную огородницу.

– А, Кирка приехала! – завопила тетка издалека, разглядывая Киру исподлобья, или, вернее, затылком. – Вспомнила об нас, столичная штучка… Ой, а это кто?! Рыжий какой! Весь в меня, парень, ты погляди! Как тебя… Тимофей? Тимофей, мы родственники с тобой, а?..

Тетя Зина, конечно, шутила, или ей казалось, что она шутит. Орала, смеялась, толкала локтями Киру и Тима, с трудом переносившего подобную хабалистость.

– Не любишь ты громкоголосых дам, ох не любишь! – поддразнила потом шепотом, на ушко, Кира жениха, эстета, московского сноба. Но Тим молчал, терпел.

Дядя Толик – тоже голосистый, смуглый, с наглым взглядом – известный бабник. О том, что он бабник, Кира забыла, но сейчас вспомнила, глядя в дяди-Толины круглые, бесстыдные глаза. Судя по всему, ничего не изменилось. Дядя Толик был все тем же ходоком, а тетя Зина все так же орала на мужа, на его многочисленных любовниц… Орала и терпела.

Сыновья тети Зины и дяди Толи, Петр и Павел, – высокие, мощные, молчаливые, посмеиваясь, стояли в стороне. Себе на уме молодые мужички.

Кира понимала, что не должна судить свою родню, думать о них уничижительно, но от грубости тети Зины ее сейчас корежило точно так же, как и в детстве.

– Кир, я слышала, ты теперь в шоу-бизнесе.

– Тетя Зина, ну что ты… Я композитор.

– Ёшкин-матрешкин… «Я композитор»! – передразнила тетка. – Слышь, Игорек, – обратилась она к отцу Киры. – Я всегда знала, что вы совсем мозги свихнете ребенку этой музыкальной школой. И вот смотри, что вышло…

– А что вышло? – преувеличенно спокойно спросил Тим.

– Да ты не слушай ее, – потянул Тима за локоть дядя Толик. – У бабы у самой совсем мозгов нет.

Петр и Павел переглянулись, улыбнулись краешком губ, снисходительно.

– Девчонки и мальчишки! – весело закричал отец, возившийся у мангала. – Садитесь за стол. Анатолий, Тимофей – командуйте там, открывайте вино. Сколько сейчас? Шесть? Да где же остальные гости…

Через минуту появилась средняя сестра отца – тетя Тоня. Под руку с лысым субтильным мужчиной. Мужчина шел вихляющей походкой; приклеенная улыбка, железные зубы. Позади этой пары – девочка-подросток. Анжела? Да, кажется, так звали дочь тети Тони. Когда Кира уезжала из родного города, Анжеле исполнился год. Но кто этот мужчина? Ах да, кажется, мама говорила, у Тони появился кавалер…

– Вон Тонька пришла, и сожитель ейный, Генка, – прокомментировала тетя Зина появление средней сестры. – Ты в курсе, Кир, с кем Тонька связалась? – Тетка чуть понизила голос. – Генка же из этих.

– Из кого?

– Господи, вот правду говорят, что все творческие люди как чокнутые… Сиделец он, сиделец! По одному виду понятно!

– Товарищ сидел в местах не столь отдаленных, – негромко подсказал Тим.

Кира посмотрела на Анжелу – кажется, девочка выглядела несчастной. И была явно не в восторге от Гены – судя по тому, как смотрела на него, на мать. Как опущены были ее плечи. Как сразу побежала к Геле, сидевшей на скамейке в другом конце двора.

– Здравствуй, Кира, – невнятным, бесцветным голосом произнесла новая гостья.

– Здравствуйте, тетя Тоня.

– Это Гена.

– Это Тимофей…

Тетя Тоня – баба-ягодка, сорок пять. Довольно-таки массивное туловище и длинные, тонкие ноги с узкими щиколотками. Черное платье. Чулки в сеточку, туфли на каблуках. Обесцвеченные бело-желтые кудри. Издалека тетя Тоня казалась относительно молодой и интересной, вблизи – пугала. Потому что вблизи угадывался ее возраст, который странно контрастировал с ее одеждой. Лицо, напоминающее маску, из-за обилия косметики. И самое главное – очки, в них – толстые стекла, для дальнозорких, увеличивающие. Из-за этих очков глаза у тети Тони казались огромными. Она словно смотрела на жизнь сквозь аквариум. Взгляд странный, плавающий, пугающий.

Тетя Тоня отличалась медлительностью и исключительной бестолковостью, была всегда спокойна и никогда не истерила, в отличие от своей старшей сестры, тети Зины. Тетя Тоня – не злая, но и не добрая. Никакая. Словно рыба.

О, точно, рыба! И, да, уточнение – она не сквозь аквариум на жизнь смотрела, она уже внутри него находилась, плавая в толще воды – почти не слыша, почти не видя, почти не понимая ничего того, что творится вокруг.

Вот такое, тоже не слишком доброе, было у Киры впечатление и от средней тетки.

– Шашлыком пахнет. Отличное мясо. Игорь Петрович кулинар. Мировой повар. Вообще мужчины – лучшие повара, – ни к кому конкретно не обращаясь, забубнил Гена доброжелательным голосом. – У нас в Магадане был повар. Щи из топора мог сделать. Как сейчас помню. Капуста и тушенка только были. А он щи сделал, приправ еще накидал. Мировой повар. Шашлыком пахнет. Отличное мясо. Я же говорю, мужчины – лучшие повара…