Томский испытывал симпатию к Корнилову и почти не сомневался в том, что, если потребуется, найдет с ним общий язык. Но отправляться в дальний путь, основываясь на паре слов подозрительного знакомого Коли Носова, было сущей глупостью. С другой стороны, чтобы спасти станцию, требовалось хвататься за любую соломинку. Он уже сделал все, что мог, а сидя здесь и наблюдая за тем, как люди умирают от неизлечимой болезни, ничего не добьешься.

– Знаю, Толик: ты не в восторге от ганзейских купчишек, но, по-моему, этот Корнилов – тот еще фрукт, – заметил Вездеход. – Точнее – вы с ним одного поля ягоды.

– Гм… Очень может быть. Знаешь, Коля, а волоки-ка ты сюда нашу карту.

– Ноу проблем!

Дожидаясь Вездехода, Томский взял на руки Шестеру и принялся поглаживать ее по спине. Он пока боялся признаваться себе в том, что уже принял решение.

Как ни верти, Толик, а ты одного поля ягода не только с Корниловым, но и с коротышкой Носовым. Тоже не можешь усидеть на месте, ищешь любого повода, чтобы ввязаться в новую авантюру. Вишь, как Вездеход рванул за картой? Шустро и с улыбкой. Уже предвкушает хождение за три моря.

Появился Носов со свернутой в рулон картой. Однако внимание Толика привлек не он, а женщина с марлевой повязкой на лице, которая вышла из-за брезентовой ширмы. Она бросила взгляд в сторону Томского, быстро повернулась и чуть ли не бегом направилась к лестнице, ведущей в бывшие покои коменданта Берилага.

– Господи Боже!

Толик бросился следом. Жену он застал сидящей в своей комнате, у маленькой кроватки, в которой сладко посапывал Томский-младший. Елена сделала невинное лицо, но даже при свете тусклой лампочки было видно, что, пойманная с поличным, она пытается скрыть свое замешательство.

– Сидишь?

– Сижу.

– Сколько раз тебе говорить, Лена! Ты подвергаешь опасности не только себя, но и Лешку! Я же просил! За больными есть кому ухаживать!

– А я, по-твоему, особенная? Рисковать должны другие? Жена великого Томского имеет какие-то особые привилегии?

– Лена, Лена, – Томский сел на табурет и понизил голос, сообразив, что может своими криками разбудить ребенка. – Ты не просто моя жена, а мать. И мать кормящая. Тебе известно решение руководства станции – дети не должны подвергаться угрозе заражения ни при каких обстоятельствах!

– Скажи еще, что это решение ты принимал не для себя!

– Хватит. Так мы, чего доброго, еще и поссоримся.

– Кстати, а зачем Вездеходу карта? Вы опять куда-то собираетесь? Не хочешь рассказать мне о цели нового крестового похода?

Толик понял – жена его раскусила и намерена перейти в наступление. Что поделаешь? Придется рассказать…

Томский заговорил. Поведал о знакомом Вездехода, фитотерапевте Хиле, живущем в Жуковке. Попытался сгладить острые углы и убедить Елену в том, что путешествие на Рублевку сродни увеселительной прогулке. Зря старался. Жена прекрасно знала, чего ждать от таких путешествий. Елена нахмурилась, помолчала, а затем встала и подошла к кроватке.

– Малыш просыпается. Вездехода с картой можно позвать сюда.

Через пять минут Томский и Носов уже склонились над испещренной карандашными пометками картой. Она была такой большой, что заняла весь стол, а ее края все равно свисали по бокам. Истертая на изгибах, клееная-переклеенная скотчем, карта, казалось, могла развалиться от одного неосторожного прикосновения.

Разговора о том, чтобы выбираться за пределы города по Метро, не велось с самого начала. Анатолий и Николай были слишком популярными личностями, и даже знание Вездеходом множества потайных лазеек решить эту проблему не могло.

– Через Преображенскую и Сокольники до Русаковской эстакады. Хм… Надо бы сказать комиссару, что в его честь эстакаду назвали. – Толик провел на карте тонкую линию. – Дальше – Рижская эстакада. Савёловский вокзал…

Карандаш в руке Томского замер. Чистое сумасшествие. Только до МКАДа что-то около тридцати километров. А дальше, судя по отсутствию карандашных пометок, вообще начнется заповедная, совершенно неизученная территория. Сплошное большое белое пятно.

Вездеход уловил настроение Толика.

– Гм… Дело ясное, что дело темное. Пилить и пилить нам до этой Жуковки. Но ты, командир, раньше времени не раскисай. Десятку отчаянных, хорошо вооруженных парней такая экспедиция, на мой взгляд, вполне, по зубам. Постреляем, если придется.

– Лады, отчаянный парень, – Томский улыбнулся, в который раз дивясь кипучей энергии и оптимизму маленького человека. – Детали обсудим уже со всей командой. Займись этим, Коля. Покрепче и помоложе парней подбери. А я… Ох и не завидую сам себе! Пойду говорить с Русаковым.

Вездеход принялся сворачивать карту, а Толик направился к выходу, но замер у двери. За его спиной кто-то закашлялся. Заплакал Лешка. Лена хотела сказать малышу что-то ласковое, но ее одолел новый приступ кашля.

Томский еще пытался осознать, что происходит, а Носов уже бросился к Елене и отнял у нее ребенка.

– Ты… Ты заболела? – Анатолий шагнул к жене, но остановился на полпути. – Лена и как давно… это… у тебя?

Томская, наконец, справилась с приступом кашля. Вытерла выступившие на глазах слезы.

– Что ты, Толик! Уж не думаешь ли… Это обычная простуда. Я ведь принимала все меры предосторожности.

Томский опустил глаза. Он все понял и больше не мог смотреть на белое как мел лицо жены.

В сорока километрах от станции имени Че Гевары Корнилов тоже смотрел на карту. Новенькую, полиграфически идеальную. Других в небольшой, но оснащенной по последнему слову техники личной типографии Садыкова не выпускали. От изобилия разноцветных кружков, точек и линий рябило в глазах.

Юрий с усилием оторвал взгляд от карты. Кивнул полковнику Сергею Хорошеву:

– Чего замолчал?

Проблема, которая обсуждалась, была настолько важной и настолько скользкой, что не терпела лишних глаз и ушей. В кабинете нового премьер-министра собрались только самые надежные его соратники. Делая доклад, Хорошев прохаживался по кабинету и с преувеличенным интересом рассматривал развешанные по стенам картины.

Степан Бамбуло развалился в одном из кресел, задумчиво морщил лоб и поглаживал свои рыжие усы. Максим Максимович устроился у Корнилова за спиной и смотрел на карту с видом барана, рассматривающего новые ворота.

– Так вот, по сведениям наших разведчиков отряд Коробцова дислоцируется на территории, которую контролирует банда Дракона. Не меньше двухсот сабель у нашего архитектора. И каких! Ты, Юра, сам из Метро и в курсе, какое там водится отребье. Так вот Коробцов заручился поддержкой самых отмороженных. Чего только сатанисты с Тимирязевской стоят. Какой-то Коготь[2]у них за старшего. Слыхал?