Уилсон посмотрел на девушку, что сидела рядом с Гейлом, и заметил на ее лице тень страха.

— Двадцать лет, — протянул Сэндберг. — Если я правильно понял, вы противостояли этим тварям на протяжении двадцати лет?

— Сейчас обстоятельства изменились к лучшему, — ответил Гейл и тут же поправился: — Вернее, они изменились перед тем, как мы ушли. У нас появилось оружие. Поначалу же нас застали врасплох. К тому времени, когда прилетел чужой звездолет, мир на Земле не нарушался больше ста лет, а от оружия не осталось и следа. Развязав войну на уничтожение, они бы легко справились с нами, но, как я уже сказал, преследовали иные цели. Мы получили возможность разработать средства защиты. Мы создали оружие, причем некоторые виды его весьма эффективны, однако выяснилось, что оно не годится, равно как и ваше, за исключением, пожалуй, ядерного; но какое здоровое общество отважится… — Гейл помолчал, затем продолжил: — Мы убили множество инопланетян, но это ничуть не улучшило положения. Они словно не уменьшались в числе, скорее даже наоборот. Насколько нам известно, посадку на Земле совершил лишь один звездолет. И хоть он достаточно велик, все же на его борту не могло поместиться столько тварей, сколько рассыпалось по поверхности планеты. Мы предположили — иного объяснения не возникало, — что инопланетяне чрезвычайно плодовиты и достигают зрелости в необычайно короткие сроки. Похоже, они не избегают смерти, к примеру не прячутся и не бегут без оглядки. Должно быть, подобное поведение запрещено воинским уставом. По-видимому, они придерживаются того мнения, что нет ничего слаще, чем пасть на поле боя. Кроме того, они не ведают жалости и разят не разбирая. Убейте сотню, но один уцелевший учинит в ваших рядах такой разгром, что победа окажется пирровой. Думается, мы, изнывая от страха, вели жизнь, подобную той, какой жили американские первопроходцы, которым ежеминутно грозило нападение индейцев. Если бы мы остались в своем времени, то постепенно пали бы все до единого. Да, нас сохраняли, так сказать консервировали, но тем не менее потихоньку искореняли. Вот почему мы пришли к вам.

Я убежден, что человечество не в состоянии ужиться с теми, кто выгнал нас из дома. Они непримиримы. Традиционный образ ласки в курятнике по сравнению с ними — лишь бледная копия.

— Что ж, — проговорил президент, — то, что мы услышали, позволяет, на мой взгляд, отдать приказ о размещении перед туннелями орудий.

— У нас нет конкретных доказательств, — буркнул генеральный прокурор.

— Я предпочту обойтись без них, — заявил Сэндберг, — Мне как-то не хочется, чтобы они появились.

Президент потянулся к телефону.

— Можете воспользоваться моим аппаратом, — сказал он министру обороны, — Ким соединит вас с кем нужно.

— А после Джима, — прибавил госсекретарь, — с вашего разрешения, позвоню я. Надо поставить в известность другие страны.

Мисс Эмма Гарсайд выключила радио и уселась на стул, прямо, будто проглотила аршин, преисполненная едва ли не благоговения перед собственной мудростью. Ее осенила идея. Прежде такое случалось крайне редко — точнее, никогда; ибо, несмотря на то что мисс Эмма была женщиной гордой, она как на людях, так и в мыслях предпочитала не высовываться, вела себя застенчиво и робко. Свою гордость она демонстрировала, да и то не всегда, лишь мисс Кларабелле Смайт, ближайшей подруге. Сознание того, что ей есть чем гордиться, доставляло мисс Эмме огромное удовольствие; впрочем, вспоминая конокрада и человека, повешенного за поистине гнусное преступление, она испытывала нечто вроде угрызений совести и потому в разговорах со своей милой Кларабеллой старалась не упоминать ни того ни другого.

В окна комнаты, что выходили на запад, лился яркий солнечный свет. Лучи солнца освещали потертый коврик, на котором спал, свернувшись в клубочек, старый кот. В саду позади дома, ничем не примечательного здания на столь же малопримечательной улице, закричал дрозд, готовясь, должно быть, атаковать кусты малины, но мисс Эмма не обратила на крик птицы никакого внимания.

Да, подумалось ей, пришлось потратить кучу денег, переворошить груду бумаг, изрядно попутешествовать, однако дело того стоило. Никто в городке — это можно было утверждать наверняка — не знает истории своей семьи так, как она; недаром она проследила генеалогические корни вплоть до революции и даже дальше, до дней английского владычества и первых поселений колонистов на побережье. От конокрада и повешенного, а также от остальных сомнительных личностей никуда, конечно, не деться, зато сколько оказалось в роду достойных сквайров и крепких йоменов! Кроме того, из пелены времен проступали очертания древнего родового замка. Правда, что касается замка, тут мисс Эмму терзали порой сомнения.

И вот, мысленно воскликнула она, и вот! Она изучила историю семьи, насколько позволяли архивы. Но теперь, теперь у нее появилась возможность — посмеет ли она? — двинуться в будущее. Она знала всех своих предков, а сегодня выяснилось, что у нее есть шанс познакомиться с потомками. Если эти люди действительно из будущего, если на радио ничего не напутали, то успех обеспечен. Нужно браться за работу, и браться самой, поскольку архивов будущего, разумеется, не существует. Ей придется побывать у пришельцев, тех, что заполонили Новую Англию; она будет задавать вопросы и, вероятно, узнает желаемое далеко не сразу. Скажите, душечка, в вашем роду были Гарсайды, Ламберты или Лоуренсы? Ах, вам кажется, но вы не уверены? А кто может знать? Да, душечка, крайне важно, вы не поверите, как важно!

Мисс Эмма сидела на стуле, предаваясь раздумьям и ощущая внутри себя некое шевеление; то было чувство принадлежности к семье, которое погнало ее в прошлое, а ныне звало в грядущее. Кот по-прежнему сладко спал на коврике, а в саду заливался дрозд.

— Итак, — произнес президент, — нам известно, что Земля через пятьсот лет подвергнется нападению из космоса. Люди той эпохи, не в силах справиться с нашествием, решили отступить в прошлое. — Он откинулся на спинку кресла. — Я правильно изложил суть вашего рассказа?

— Совершенно верно, сэр, — кивнул Гейл.

— Однако теперь, когда вы здесь — пускай не все, но большая часть, а остальные понемногу подходят, — что вы намерены делать? Или вам было некогда разрабатывать план действий?

— Почему же? — возразил Гейл. — Планы у нас есть, только нам не осуществить их без вашей помощи.

— Мне хотелось бы понять, — подал голос генеральный прокурор, — что привело вас именно к нам. Почему вы выбрали наше время?

— Потому, — ответил Гейл, — что вы обладаете необходимой технологией и ресурсами. Мы провели тщательное историческое исследование и установили, что ваша эпоха, плюс-минус десять лет, более всего подходит для претворения в жизнь наших стремлений.

— О какой технологии идет речь?

— О той, что требуется для постройки машины времени. Мы снабдим вас чертежами, спецификациями и рабочей силой. Нам понадобятся только материалы и ваша добрая воля…