родня, и нас в горницу пустили.

Только что благословляли Татьяну посаженые отец и мать. Все заплаканы, всех опечалила песня, которую пели подружки, расчесывая косу невесты. Эту протяжную, жалобную песню всегда поют невесте-сироте, но обыкновенно до конца не доводят, и прерывается пение рыданием подруг и невесты:

У ворот на елке, у ворот на елке,

Слеталися пчелки, слеталися пчелки,

Одной пчелы нету, пчелиной матушки.

Пчелиная матушка в отлет отлетела,

в отлет отлетела.

К Татьяне в беседу съезжалися гости,

Одного гостя нету, гостя дорогого

батюшки родного.

Татьянин батюшка, он у Бога на поруках.

Просился у Бога с небес да на землю,

На сиротскую свадьбу,

сиротскую свадьбу.

Сироту посмотреть, как сирота снаряжена,

С кем посажена, кем благословлена.

Татьяна, расстроенная, взволнованная, ждала жениха. И вот послышались голоса: «Едут, едут». Подружки засуетились, выбежали на крыльцо, навстречу жениху, который уже въезжал в ворота.

Запели подружки:

Ой прилетел да сизой голубь из чистого поля,

А сизая голубушка с зеленой дубравы,

Встужилася, взгоревалася по воле Татьяна:

Ох, свет ты моя, ох, свет ты моя, батюшкина воля,

Ох, свет ты моя, ох, свет ты моя, матушкина нега,

Такой воли, такой неги у свекра не будет.

Стоят кони за воротами, а все оседлавши,

Вороные, за широкими, хорошо прибравши.

Разыгрались, разыгрались кони вороные,

Побежали, побежали в сады зеленые,

Поскусали, потоптали цветы голубые,

Позади их шла Татьянушка, плакала-рыдала.

Она плакала-рыдала, цветы собирала,

Она цветочки собирала, на ленту вязала,

Своему другу Афанасьюшке шляпу убирала.

У Афанасьюшки, у Потаповича, за шляпой цветочек.

Ой, кто же тебе дал, ой, кто подарил?

Татьяна дружочек!

Жених ступил из повозки и с дружками взошел на крыльцо. Подруги невесты сделали заставу, требуя выкупа. Он грозит – силой возьму, но застава стоит крепко. Жених бросил рубль – дороги не дают. Бросил три – заставу сняли. Степенно входили в горницу поезжане. Кланяясь, встречала их Татьянина тетка:

– Милости просим, сваточки, сваточки.

Жених и невеста стояли у красного угла. Невеста держала поднос и две рюмки, а жених графин с водкой.

Рядом с невестой сваха держала дары.

Поезжане подходили под рюмочку, получали дар, вытирали им губы, и от себя одаривали невесту: клали на поднос деньги. Дары перевязывались через плечо.

Когда обряд с дарами был окончен, все уселись за стол. Нареченные сидели на вышках.

Девушки запели:

Ой, по морю-морю, да по синему морю,

По широкому раздолью

Там плыли, восплывали да четыре утёны,

Да четыре молодые.

Первая утёна, наперед выплывала, наперед выплывала.

Во терем заглядывала,

Что во тереме играют, во высоком гуторают,

Столы выдвигают, дубовые накрывают,

Полотна катают, сундуки накладают.

Татьяна Абрамьевна по сенюшкам ходит,

Тяжело воздыхает:

Ох, холсты, холсточки, холсты мои льняные,

Не год я вас пряла, не два собирала,

Пришла негодина, веселая вечерина,

Весь дар раздарила,

Я свекру рубашку, свекрови другую,

Милым деверёчкам всем по порточкам,

Милой золовушке из косушки ленту,

Из косы голубую,

Носи украшайся, замуж собирайся.

Тут гармонист приложился щекой к мехам гармоники и рассыпался мелким бисером плясовой. На средину горницы выплыла сваха со сватом. Уж каких только колен не выкидывал сват: то присядет, то вдруг побежит, будто хочет сваху схватить. А сваха разгорелась, и полушалка упала, и дрожит на голове белый, шитый чепец.

Когда гармоника смолкла, у свахи в руках появилась тарелка и графин. Подружки вышли из-за стола и стали «обыгрывать» поезжан. Наполнив рюмки, они запели, обращаясь к моему отцу:

Пойдем рядом, пойдем рядом по боярам,

Найдем гостя, найдем гостя молодого,

Васильюшку Абрамыча молодого.

Васильюшка человек славный и богатый,

Славился под Москвою своей казной и любовью.

Игрицы обыгрывали моего отца и его «боярыню» – мою мать. Все знали, что Василий Абрамыч любит помучить игриц: они пели, а рюмка стояла нетронутая. Запели отцовскую любимую:

Как по сеням, по сенюшкам,

По новым сеням похаживала

Молодая боярыня Акулина Фроловна свет.

Она ходила-похаживала,

Говорила-поговаривала,

Говорила-поговаривала своему другу милому – голубчику белому,

Все Василию Абрамовичу:

Ох, друг мой миленький – разголубчик беленький,

Прикажи, сударь, карету подавать,

Во каретушке шесть лошадей,

Чтоб кучера были молоденькие,

Чтобы коники вороненькие,

А форейторы приубраны,

Принапудрены, напомажены.

Отец, ради шутки, выпив рюмку, ничего не положил в тарелку. Игрицы просили:

Васильюшка, отдари, отдари,

И нас, игриц, не мори, не мори,

Ведь нас, игриц, немножко, немножко,

С игрицей девяносто, девяносто.

Тогда «боярин» не спеша достал деньги и, к общему удовольствию, бросил на тарелку копейку.

Игрицы не остались в долгу и запели:

У нашего гостя, у нашего гостя Карманы худые.

Тогда отец сделал вид, что достает гаман[7] с деньгами. Сваха, приплясывая, подняла тарелку над головой, а все подхватили:

Ой, что в столе гремит,

Ой, что в дубовом гремит,

Васильюшка казной шевелит,

Абрамович золотой.

И самой веселой песней стали задобривать «боярыню»:

Как на горке, на горушке,

Как на горке два терема стоят.

На тереме, на тереме два голубчика сидят,

На тереме два голубчика сидят,

Они промеж себя речи говорят,

Разговоры разговаривают

Про такого удалого молодца,

Про Василия Абрамовича,

Что Василий Абрамович,

Он богатый именитый человек,

Все по Курску, по городу гулял,

Пятаками дорогу устилал,

Полтиной по городу шибал,

Рублем ворота отворял,

С-под неволи сирот выкупал.

Отец кинул на тарелку три рубля, игрицы завертелись вихрем:

Благодарствуй, Васильюшка,

На твоем большом дару,

Что горазд игриц дарить

Не рублем-полтиной,

Золотою гривной.

За отцом, в черед, поднесли чарочку моей матери. Она игриц не мучила, а выпила сразу, только попросила красненького, потому что зелёного[8] не уважала. Выпив,