После массажа плечо почти перестало болеть, зато ныли все остальные мышцы, но это была бодрящая, приятная боль. Поблагодарив Сотникова и договорившись насчет следующего сеанса, Илья Алексеевич отправился в аудиторию.

Большой полукруглый зал с дощатыми полами и амфитеатром сохранился в неприкосновенности с довоенных времен. Деревянные парты совсем рассохлись, но администрация специально оставляла все как есть, чтобы не убивать безликой офисной мебелью академический дух. За этими партами в разное время слушали лекции многие известные профессора, и сама атмосфера, несомненно, будила в курсантах интерес к учебе. Тяжелые черные портьеры были приспущены, в зале царил полумрак, так что Илья Алексеевич не сразу разглядел Колдунова, устроившегося по-турецки в первом ряду амфитеатра. Профессор щелкал пультом управления проектором и просматривал слайды на экране, подвешенном под самым потолком, над большой старинной доской. Заметив коллегу, он приветливо помахал пультом.

Илья Алексеевич устроился за соседней партой, чинно сложив руки на крышке, будто собирался слушать лекцию.

— Ян, ты можешь посоветовать хорошего гинеколога? — выпалил он, набравшись духу.

— Не вопрос. Сейчас найдем кого-нибудь.

— Мне не кого-нибудь, а очень хорошего, Ян. Для дочки нужно.

— Для Алисы? Сообразим.

Колдунов порылся в портфеле и выудил оттуда пухлую записную книжку, скрепленную резинкой. Сняв ее и послюнив указательный палец, он принялся перебирать разрозненные потрепанные страницы.

— Извини за нескромность, но что у нее? Хотя бы в общих чертах, воспаление или нарушение цикла? Чтоб мне знать, куда лучше ее направить.

— Она здорова, — буркнул Илья Алексеевич.

— Тогда какие проблемы? Справку для профосмотра я сам могу написать.

— Ян, что ты как маленький? Алиса беременна, и мне нужен хороший врач, который сделал бы аборт без последствий. Она ходила в консультацию, но там сказали, что у нее загиб матки и первый аборт может кончиться бесплодием.

Колдунов пожал плечами:

— Правильно сказали. Даже если я сейчас найду тебе лучшего мастера по абортам во Вселенной, он не даст никаких гарантий. Да ты же сам врач, знаешь: чем больше доктор будет стараться, тем хуже у него получится. Пусть рожает.

Илья Алексеевич покачал головой:

— Тебе легко говорить.

— Как сказать, Илья. У меня ведь дочери — ровесницы твоей, и в любую секунду я могу услышать от них аналогичное заявление. Но мы с Катей давно решили — никаких абортов. Пусть рано, пусть учеба горит синим пламенем, пусть денег нет, ничего. Серьезно тебе говорю, дай ей родить. Ну закончит она институт годом позже, делов-то!

— Если бы все было так просто! — Илья Алексеевич достал сигареты и закурил, решив, что к завтрашнему утру запах табака выветрится из аудитории. — Если бы отец ребенка мог на ней жениться…

— Дай ему по мозгам пару раз — и сможет.

— Нет, Ян, не сможет. Он давно и счастливо женат.

Колдунов сочувственно вздохнул.

— Я тоже думал сначала морду ему бить, — продолжал Илья Алексеевич. — Но что это даст? Скажет мне: лучше надо было дочь воспитывать — и будет прав. Только скандал и лишние унижения. Да она и не говорит мне, кто он такой, бережет негодяя.

Подумав, Ян Александрович захлопнул записную книжку и убрал в портфель.

— Бедняжка, как же так получилось? Вроде разумная девочка.

— Какой смысл теперь это обсуждать? Надо что-то делать.

— А что сделаешь? Теперь она сама должна решать, что ей хуже — внебрачный ребенок или угроза вовсе остаться без детей. Как решит, так и будет. Врача я найду, но риск бесплодия все равно останется. Слушай, а может быть, вам с женой на себя этого ребенка записать? Вы еще не вышли из детородного возраста, никто особо и не удивится.

Колдунов загорелся собственной идеей и принялся убеждать Илью Алексеевича действовать по этому сценарию. У него куча знакомых в родильных домах и женских консультациях, можно будет сразу поставить Алису на учет по документам матери. Когда же Алиса родит, Ян Александрович лично оформит ей академический отпуск по какому-нибудь заболеванию, так что она сможет спокойно сидеть с ребенком. Ну а когда Алиса найдет себе мужа, ситуация как-нибудь утрясется.

— Уймись, Колдунов. Ты несешь бред.

— Почему это? Прекрасный выход из положения.

— Ты что, мою жену не знаешь?

— А да. Извини.

— Понимаешь, Ян, мы с Алисой все обсудили. Она не боится стать матерью-одиночкой. Я тоже с радостью стану дедом, меня не конфузит, что я, так сказать, обрету внука, не обретя сына. Всякие там соски, пеленки, бессонные ночи, безденежье — это такие мелочи! Насчет Алисиного образования я совершенно спокоен, можно устроить, что ей даже год терять не придется. Единственное, чего мы боимся, — это моя жена. Ян, она Алису изведет, пока та не сделает аборт. А потом всю оставшуюся жизнь будет корить этим абортом. Скажет: «Я не допущу, чтобы моя дочь родила внебрачного ребенка!»

— Так и не допускала бы! — неожиданно зло сказал Колдунов. — Прости, конечно, но если кто действительно виноват в ситуации, так это она. Алиске сколько? Двадцать?

— Девятнадцать.

— Совсем ребенок. Мозгов Господь еще не выдал. В этом возрасте мамам приходится за дочек думать, так что твоей жене нужно не выступать, а каяться.

Илья Алексеевич вскочил и принялся расхаживать по аудитории. Старые доски заскрипели под его шагами.

— Ян, Тамаре этого не объяснишь! Боже, я как подумаю, меня оторопь берет. Дочь беременна, хочет рожать. Она ведь хочет этого ребенка, Колдунов! Если бы не хотела, то потихому бы избавилась, я бы ничего и не узнал. Она мне все рассказала только с одной целью — вдруг я как-нибудь так придумаю, что ребенок сможет появиться на свет. Она решается на отчаянный шаг, но не боится ни того, что одной придется поднимать ребенка, ни того, что не сможет выйти замуж, нет. Ей все нипочем. Единственное, что ее реально пугает, — это собственная мамаша. И я тоже хорош. Если бы не жена, сказал бы: рожай и ни о чем не беспокойся — но как подумаю, что она устроит…

— Илья, но ребенок действительно осложнит Алисе жизнь даже без мамашиных скандалов. Ты человек взрослый, должен понимать. Прежде чем оставлять его, нужно хорошенько все взвесить. А Тамара поорет и перестанет. В конце концов, объясни ей ситуацию сам, уговори не ругать Алису слишком сильно. Понятно же, что она попалась не из склонности к разгулу, а по наивности.

Илья Алексеевич фыркнул:

— За двадцать лет совместной жизни мне ни разу не удалось в чем-то убедить жену. Иногда мне кажется, она вообще меня не слушает.

— Почему?

— Так уж получилось. Я женился студентом, без жилья и с одной стипендией. Пришел в семью жены нищим. Я жил под их кровом, ел их хлеб, как-то неловко было качать права в такой ситуации. А потом, когда я стал хорошо зарабатывать, стереотипы уже сложились.