Яна не ответила, и я, уверенный, что выиграл спор, закурил.

Свобода. Красивое слово. И обманчивое. Все рано или поздно разочаровываются в свободе, когда достигают ее. Это такая же мечта, как и остальные. Интересен лишь процесс. Хотя первые месяцы свободы были чудесны: я словно перестал быть самим собой – просто парень, путешествовал на попутках, перебивался случайными заработками и отдыхал. Но и это мне надоело.

– Извините, не могу наблюдать за тем, как вы вдыхаете это отвратительное месиво, и, я уверена, не получаете от процесса никакого удовольствия, что бы вы там ни говорили. Возьмите.

Я вскинул бровь: Яна вновь полезла в карман пальто и достала дорогую пачку. Наверное, Яна учительница. У нее, так сказать, профессиональная деформация – доказать свою правоту и убедить человека поступить, как говорит она. Смерив строгую милашку изумленным взглядом, я посмотрел на пачку. И согласился. Яна поступила смело, к тому же я давно не курил сигареты приличных марок. Ради разнообразия и улыбки Яны я сделал исключение. А когда я коснулся ее руки, с губ девушки сорвалось громкое «Нет!»

Вот оно – причины льда и страха. Что-то из прошлого, что-то, изменившее ее. Но я не заострил на этом внимания, не желая доставать брюнетку вопросами. Всему свое время.

Яна была смущена своим выпадом и моей уступчивостью. Она судорожно глотала воздух, пока я тянулся к сигаретам. Между нами искрилась химия, отчетливое физическое притяжение, но я скрывал предвкушение неизвестно чего, лишь слегка улыбался.

Сделав затяжку и выпустив на волю кольцо дыма, я решил пофлиртовать и сказать, что Яна похитила мою свободу. Мне удалось рассмешить девушку, и я понял, что приблизился еще на шаг к тому, чтобы узнать ее ближе. Понять ее. Нарисовать ее.

Мы долго говорили. Необычно общаться с едва знакомым человеком будто со старым другом. Родственные души? Я поймал себя на мысли, что с Яной мне намного интереснее и легче разговаривать, чем со многими моими знакомыми. С ней я нашел гораздо больше тем для беседы, чем, например, с Эдуардом, хотя мы знали друг друга намного дольше. К сожалению.

Яна мало говорила о себе, я тоже не спешил раскрывать все главы своей судьбы. Внутри теплилась надежда, что у нас будет много времени, дабы восполнить пробелы в биографиях, да и мои ошибки, свойственные подростку в большом городе соблазнов, не понравились бы Яне. Не скажу, что стыдился прошлого, но уже был не тем мальчишкой.

О Яне я узнал немного: она работает в офисе, любит французское кино и черный кофе без сахара, знает английский и немецкий языки. Про своих возможных мужчин или подруг девушка умалчивала. Я не стал настаивать.

– А я все равно нарисую тебя, – завел я старую песню. – Ты необычная, Яна. Ты вдохновляешь.

Она вновь смутилась, поблагодарила, начала протестовать. Я рассмеялся, покачал головой. Яна говорила так, словно я тащил ее в постель.

Но легкий флирт прекратился, а тонкие мостики, что мы выстроили, вмиг рассыпались. Я сильно наступил на лед ее души и, вместо того чтобы разбить лед и освободить девушку, провалился под воду.

– Натурщица из меня, извините, никакая. Мы приятно общались, но я не уверена, что мы увидимся снова.

Никакая? Никакая?!

Я пропустил сквозь стиснутые зубы воздух.

Она видела себя в зеркало?

– Опять на «вы»? – Я фыркнул и убрал ладонью волнистые локоны с взмокшего от негодования лба. Каюсь, я понимал, что испорчу наше знакомство, но я всегда все портил из-за своей вспыльчивости. Да, я изменился, повзрослел, но эта черта, вероятно, будет отравлять всю мою жизнь. И я поддался эмоциям, ибо злился, что она не хочет сразу открыться незнакомцу – ну не придурок ли? На ее месте я бы бежал без оглядки. – Что же, должно быть, я серьезно задел Вас, раз Вы даже и слышать не хотите о продолжении общения со мной. – Все, хватит, Костя, ты и так натворил дел. Я решил поскорее ретироваться, бросив напоследок: – Мы встретимся вновь, Яна. Вдохновение никогда так просто не отпускает меня.

***

Только оказавшись дома, я позволил эмоциям утихнуть, выплеснув их в непонятную мазню маслом. Мой любимый способ успокоиться и не разбить, не сломать что-нибудь на съемной квартире. Я жил в лофте, заменяющим в жилом доме чердак, и был рад, что соседи не услышат то, как громко я матерился на самого себя.

Остыв, я всерьез задумался: «Зачем мне искать новых встреч с девчонкой, которая боится идти на контакт? Неужто я хочу растопить Снежную Королеву?» Я выругался. Да, черт возьми, хочу узнать ее ближе. И она была на пути к тому, чтобы открыться мне, дать свой номер, а я… все испортил. И поэтому в последнюю минуту она воздвигла стену.

Что ж, ее милое смущение льстило, но этого мало. Впервые за долгие годы мне мало. А главное – Яна совсем не похожа на Марию.

– Соберись, Коэн, – приказал я, глядя на отражение в зеркале – взъерошенный и растерянный художник. – Ты нарисуешь ее. И все.

Отражение не согласилось. Оно хотело снова увидеть Яну. А я… плохо запомнил черты ее лица, мне бы взглянуть на сероглазую брюнетку всего раз.

– Ложь.

Я увидел в глазах девушки плохо скрытую боль, страх, отчаянье. Яна хотела что-то получить от меня и отдать взамен. Она восхищалась мной, но по-иному, не так, как все остальные. Дело было не в моем таланте или внешности. Что-то весомее… Душа?

Дабы узнать причину и вернуть вдохновение, я должен увидеть Яну вновь. А дальше… дальше посмотрим.

Яна

Солнце пробивалось в кабинет офиса сквозь плотные жалюзи и играло солнечными зайчиками на рабочем столе. Я, игнорируя яркий свет, наклонилась к монитору и прочитала заголовок статьи: «Юный талант Константин Коэн заключил пятилетний контракт с компанией "Пейнт"». Не обманул, значит, он и правда художник.

Наступил понедельник, но вечер субботы не покидал мои мысли: я по-прежнему думала о странной встрече на мосту. Все воскресенье я била себя по рукам при желании «загуглить» красивого незнакомца, а когда приехала в офис и включила компьютер, то мои пальцы – клянусь! – сами вбили в поисковик «Константин», «художник», «Москва».

На экране замелькали десятки ссылок, я открыла статью авторитетного журнала об искусстве… и не смогла закрыть. Я в сотый раз за утро разглядывала фотографию: Константин стоял посреди конференц-зала с картиной в руках. Он, молодой парень в потрепанном пальто, с неаккуратной прической и дерзкой ухмылкой, казался неуместным на фоне стерильно-белых стен и панорамных окон, а его картина словно украдена из картинной галереи. Я вглядывалась в фотографию: у Константина такие же светлые волосы, взъерошенные в творческом беспорядке, острые скулы, широкие брови, но глаза теперь другие – два зеленых огонька больше не сияли, вчера они тускло светились.

Статью я не читала, потому что не могла перестать смотреть на художника. Я снова и снова сравнивала девятнадцатилетнего мальчишку с фотографии и взрослого мужчину, которого встретила в парке. Подумав немного, я сохранила фото Константина на рабочем столе компьютера и почистила историю браузера.