Сроду мне не забыть этого».

Вот так я поступал в цирковое училище. Тогда я еще не признался Рутбергу, что я учился по его книгам, тогда я еще не сказал Жеромскому, что я его видел по телевизору. Я не имел никакого права сказать Елизарову, что у меня есть его открытка, которая до сих пор хранится у меня в архиве, с подписью «Великому миму, Анатолий». Сейчас у меня даже есть совместное фото с ним — с очередного выпуска училища. Но я до сих пор почему-то не сказал ему об открытке. Надо успеть взять автограф. Мы же все рано или поздно уходим. Надо успевать, ребята.

«Саше Пескову, будущему клоуну…» (Юрий Никулин)

1980 год. 100-летие Цирка на Цветном бульваре. Все билеты на представление проданы, попасть туда невозможно. Но нет ничего невозможного для студента циркового училища. Мы проникали в цирк отовсюду: лезли через заборы, находили какие-то хитроумные лазейки… Но я решил идти своим путем, как, впрочем, всегда. Встал у служебного входа, думаю, ну все равно ведь, кто-нибудь да пройдет из знаменитых, а там буду действовать по ситуации. И только я так подумал — подъезжает машина и из нее прямо на меня выходит Олег Константинович Попов. Я тут же к нему, с улыбочкой, как старый знакомый (потом, через много лет, мы с ним действительно подружимся, и он будет слать мне фотографии из Германии):

— Здравствуйте! Я — студент циркового училища, клоун по профессии, — затараторил я, зная, что Попов тоже когда-то заканчивал его. — Я хочу попасть на представление, понимаю, что это невозможно, но ведь надо же!

— Конечно, надо. Пошли!

Все, дело сделано! Проходим охрану, Олег Попов кивает: «Это со мной». Зашли, он говорит:

— Ну дальше давай сам.

И пошел по своим делам.

Так я попал в святая святых, закулисье цирка на Цветном. Естественно, заглянул в каждый уголок, поднимаюсь, смотрю, на гримерке — фамилия «Никулин». Ну думаю, судьба, надо брать автограф! Стучусь, заглядываю. Юрий Владимирович сидит, гримируется, Татьяна Николаевна, супруга его, там же, и огромная черная собака. Всем известно, что Никулин обожал собак.

— Можно?

Никулин обернулся.

— Ты кто?

— Клоун.

— Тогда заходи, садись.

Еще не веря своему счастью, просачиваюсь, начинаю тараторить что-то про столетие цирка, мол, поздравляю вас, а я из циркового училища, клоун, Саша Песков…

— Так, понятно. Танюш, дай-ка мне…

Татьяна Николаевна подает ему книгу «Почти серьезно», он открывает и пишет: «Саше Пескову, будущему клоуну, с самыми наилучшими пожеланиями». Рисует свой портрет и подписывает: «Юрий Владимирович Никулин». Протягивает мне.

— Вот, держи.

Счастью моему не было предела…

* * *

Прошло 11 лет. Юбилей Цирка на Ленинских горах (ныне — Большой Московский цирк. — Прим. ред.). В программе — все известные мастера, конечно, среди них — Юрий Никулин и… пародист Песков.

Я отработал свой номер, выхожу из цирка. Через минуту за мной выходит Никулин. Подходит ко мне, хвалит мое выступление, а похвала такого человека дорогого стоит! Я благодарю и отвечаю:

— Юрий Владимирович, а можно я вам одну историю расскажу?

— Ну давай, пока машину жду.

И я рассказываю ему о том нашем давнишнем знакомстве. Он, конечно, этого эпизода не помнил. Мало ли в его жизни было таких мальчишек из циркового… Он обнял меня и говорит:

— Вот видишь, как здорово получилось? Когда-то была эта книга, ты был студентом, а сейчас я тебе говорю, какой ты талантливейший артист. Ты посмотри, как мы с тобой все правильно натворили.

Это было очень трепетно. Видно было, что эта история его действительно тронула. Видимо, потом он рассказал ее и Татьяне. После ухода Юрия Владимировича мы с ней много общались, и я всегда чувствовал ее особое ко мне отношение. В последний раз мы с ней виделись в Цирке на Цветном — ее туда привезли уже в коляске, она с трудом передвигалась. Но мне, конечно, как всегда, обрадовалась.

Сейчас у нас очень теплые отношения с Максимом Никулиным и его славными детьми. И я горжусь тем, что наша история продолжается.

«Теперь ты в армии…»

В армию меня забирали прямо из училища. Я же не воспользовался предложением Бориса Бреева, так что пришлось мне в какой-то момент из клоуна переквалифицироваться в солдаты.

За несколько дней до отбытия на службу ко мне приехала мама. И я повел ее по всем концертам, которые проходили в тот момент в Москве. Были в Лужниках, там как раз выступали Валерий Леонтьев и Надежда Бабкина. Это сейчас я их пародирую, и мы любим друг друга. А тогда для меня это были недосягаемые звезды…

Сидим, слушаем, смотрим. Мама в восторге, я рыдаю, потому что в армию не хочу идти.

Проводы устроили в квартире моего друга Володи Никольского (была такая восхитительная пара на эстраде в те годы — танцовщики Татьяна Лейбель и Владимир Никольский), там же, где, кстати, окончательно сложился мой образ Пугачевой.

Ночь. Мама, мой друг Иосиф Петрович Потапенко, режиссер театра МГУ, который сегодня возглавляет молодежный театр в Израиле (когда-то он меня учил актерскому мастерству, я бегал к нему в театр МГУ на репетиции) — все они провожают меня в армию. Утром просыпаемся. Ноябрь месяц. Холодно. Мерзко. Погода — жуть. Какая армия?! Вчера было так весело! Но в 9 утра, как штык, нужно быть в военкомате на Белорусской.

Поцелуи, слезы-сопли — в строй и на перевалочную базу в Тушино. Три дня нас мурыжат: никто не знает, куда распределят, что будет… Меня должны были отправить в учебку, в Ковров. Я уже настроился как-то. Тут подходит молоденький лейтенант:

— Песков?

Я мычу:

— Угу…

— За мной, товарищ солдат.

— Я еще не солдат, я присягу не принимал.

— Молчать!

И меня опять в военкомат. Я ничего не могу понять. Там говорят: тебя, Песков, отправляют в Таманскую дивизию. А это Подмосковье, час езды от столицы! Совсем другая песня!

Оказывается, все выпускники циркового проходят службу в Таманской дивизии. Там ансамбль песни и пляски, который когда-то Людмила Зыкина создала с двумя баянистами.

Приехал. Пришел в казарму. Первая ночь. «Рота, подъем!» Холодно. Нам выдали такое старое, затертое солдатское белье, рубашки хэбэшные, то, что осталось от дембелей. Надевайте, побежали! И мы в противогазах, пять километров… не поверите, помню это ощущение, как сейчас. Бегу, а впереди светится Москва. Ореол света. А ты в какой-то глуши, холодно, бежать пять километров, противогаз на тебе, и тут команда: «Товарищ солдат, запевай!» И пели. Прямо в противогазах. Жутко…

Мы