И замер.

Задержав дыхание, боясь сдуть возникшее видение, он осторожно опустился на пол, на колени. Рисунок простенькой бизоновой травки, Buchloe Dactuloides, улегся рядышком со злейшим врагом Виктора, паскудным штаммом риса Oryza Rufipogon, злостно загибавшимся от жалкого тайфунишки.

Виктор поднялся и задумчиво, «с умным видом», сжевал сэндвич с яйцом, запив холодным молоком прямо из пакета. Потом подошел к компьютеру, уселся и просидел за экраном, почти не отрываясь, трое суток.

Зачарованно он следил, как протеин травы перетекает в перестроенную ДНК риса. Как модифицированная модель выживает в самых экстремальных обстоятельствах.

Когда он закончил, в мире появилась не просто новая разновидность капризного сорта риса. Появилось новое растение, рис со скоростью роста и устойчивостью бизоновой травы. И он представил себе, что за этим последует.

Страны третьего мира избавятся от необходимости закупать зерно при чрезвычайных обстоятельствах. Засуха, наводнение, тайфун — новый рис растет быстрее, чем стихия успевает его погубить. Изобилие и процветание. Ко всеобщему благополучию и удовлетворению.

Салли — вспомнил он о собственном благополучии и удовлетворении. Чуть не вымолвил имя вслух. Наверное, она еще в Йонкерсе, скорбно смотрит телик и впитывает сочувствие семьи. И ненавидит его. Виктор поколебался.

— Салли, позвони мне, — произнес он в трубку, хотя знал, что она не позвонит. — Я не извиняюсь, но хочу с тобой поговорить. — Виктор чуть было не добавил: «Я люблю тебя», но вслушался в шипение эфирного океана, передумал и положил трубку.

Он откинулся на диван, но тут зазвонил телефон. «НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН» — высветилось на дисплее.

— Салли… — Он почувствовал себя виноватым, что не сказал ей ничего ласкового. «Наверное, догадалась, — подумал он. — Экстрасенсорика…» — Салли, милая… — закричал он в трубку.

— Они тебя купили? Они купили тебя, сопляк? Или пригрозили родителям? И ты навел их на меня, трус паршивый? — раздался голос разгневанного старика, срывающийся от переполняющих его эмоций.

Виктор не сразу узнал этот голос, обычно такой теплый и спокойный. С ума он сошел?

— Мейер? — недоуменно воскликнул он. — Что слу…

— Чтоб духу твоего у меня больше не было! — Мейер резко бросил трубку. Виктору показалось, что старый телефон Мейера раскололся от удара.

Виктор набрал номер Мейера — занято. Он был у Мейера в Гарлеме две недели назад. Они пили кофе, ели пирожные, которые Виктор купил по пути в венгерской закусочной, шутили…

Еще звонок.

— Мейер, что случилось?

— Он не в себе, — торопливо проговорил женский голос. — Простите его, он… — Виктор услышал вопль Мейера: «Нас прослушивают, положи трубку немедленно!»

— Эстер, в чем дело?

— Приезжайте. Приезжайте, пожалуйста.

Виктор никогда не слышал, чтобы Эстер кого-нибудь о чем-либо просила.

— Я… сейчас… оденусь только… — пробормотал он пересохшими губами.

В трубке послышался хлопок, как будто разбилась лампочка, и крик, похожий на крик испуганного ребенка.

— Приезжайте скорее! — Линия замерла.

Виктор плеснул в лицо водой, напялил последнюю чистую рубашку, костюм, купленный Салли ему ко дню рождения, и вышел на улицу, которую недавно покинуло Рождество.

Почти напротив дома, на другой стороне улицы у тротуара торчал фургон с надписью: «ЗАСТРОЙКА ЗАГОРОДНЫХ УЧАСТКОВ». Салли, увидев Виктора сквозь тонированное стекло, произнесла в мобильник слово «Вышел». Фургон тут же тронулся с места, и Салли больше не оглядывалась на своего бывшего любовника.

Виктор фургона не заметил, не заметил он и легко, не по сезону одетую молодую парочку, двинувшуюся за ним. Следуя за Виктором по Бродвею, закаленные молодые люди разделились.

Не пройдя и половины квартала, Виктор услышал голос, который меньше всего хотел бы услышать:

— Эй, постой!

Арт. Виктор пожалел, что не пошел по другой стороне. Плотный молодой господин с кафедры истории в кашемировом пальто и розовой рубашке схватил его за руку. В своей последней публикации он авторитетно доказывал, что западные армии на протяжении всего хода мировой истории неизменно одерживали победы не только вследствие храбрости солдат и таланта полководцев. Главной причиной их военных достижений были возвышенные вдохновляющие идеи и нерушимые моральные принципы, коими они, в отличие от своих немытых противников, руководствовались. «Слава богу, не читал этого бреда», — подумал Виктор.

— Как дела, Талент?

— Слушай, мне некогда.

— Ты не к Холлистеру? Боюсь, поезд уже ушел. Твою фамилию вот-вот соскребут с двери. Вот так. Решил наконец свою рисовую головоломку?

Виктор ничего не ответил, но настырный собеседник оказался на диво догадлив.

— Браво! А дальше что? Мы вбухиваем в них продовольствие тоннами и годами, а все эти Руанды, Заиры и Сомали в знак благодарности режут глотки друг другу да взрывают наши города.

— Слушай, ты на диво успешно изучил третий мир. И это всего-то за пару секс-ходок в Таиланд, — съязвил Виктор. — И родины выдающийся защитник. Разве что форму не носил. Знаешь, расскажи все это декану Холлистеру. А раз я теперь уволен, то никому ничем не обязан и информацией могу делиться даром с кем угодно. Да-да, знаю, продажные чернозадые правительства, знаю, очень интересно, потом расскажешь, некогда мне. — Виктор продолжил путь.

— К Мейеру дуешь? Не тех друзей выбираешь себе, Талент… — В голосе Арта звучала угроза.

Оторвалась от созерцания витрин и двинулась по следу и молодая парочка охотников, внимательно следя за своей двуногой дичью.

Мейер Крукенберг прикинулся сумасшедшим еще до того, как впал в безумие по-настоящему.

— Чтобы этот гадючник меньше шипел, — отзывался он о своих ученых коллегах, пожимая плечами и стирая салфеткой кофе с губ. Легендарный историк, мальчиком эмигрировавший из Кенигсберга в нацистской Восточной Пруссии, никогда не появлялся в своем кабинете. Огромной стопкой копилась почта. Студенты бормотали что-то об отпуске по болезни, а обслуга шепталась о других причинах.

— Профессор Крукенберг был просто чудом, — объяснял Виктору декан Холлистер, когда еще возлагал на него какие-то надежды. — Но однажды… — Холлистер выдержал эффектную паузу, — он отключил все телефоны на кафедре… — еще пауза, — и пригрозил сделать то же самое с компьютерами. Без объяснения причин. Полиция приезжала.

Виктор стал делать крюк, чтобы каждый раз, бывая в институте, проходить мимо здания кафедры истории. Но Мейера не выследил. Студенты обогащали легенду о нем новыми деталями: в психушке… помер… Любопытство Виктора — праздное, надо признать, — росло.