— Сие почти мне все известно, — напыжившись, сказал он, — премьер-майор Курганов ежедневно преподносит нам разные науки.

Когда же Юрий прочитал ему стишок-загадку, Баскаков, перелистав книгу, убедился, что многое он не знает.

Перед Рождеством мальчик зашел к Курганому и протянул завернутую в тряпицу книгу:

— Благодарствую, ваше благородие.

Премьер-майор добродушно улыбнулся:

— И что же более всего тебя прельстило в «Письмовнике»?

Лисянский ответил не сразу. Ему интересны были поговорки и шутки, стихи любвеобильные и басни, загадки… Немало часов провел он, штудируя «Словарь разноязычный», — незнакомо и чудно звучали греческие и индийские слова, латинские и немецкие фразы. Но больше всего притягивало другое.

— Описание разных иноземных народов, а также познания о науках и художествах.

Курганов пристально посмотрел на мальчика, усадил его и велел прислуге принести чай, а сам подошел к высокому шкафу с книгами. Пока Юрий с удовольствием прихлебывал горячий чай, он выбирал подходящую книгу. Увлекшись чаем, Юрий зачмокал губами. Не поворачиваясь, Курганов строго проговорил:

— Ежели чай горяч, его наливают в блюдце, а тем лучше прихлебывают потихоньку. — Он повернул голову, сквозь очки серые глаза казались строгими и требовательными: — Флотский офицер обязателен вести себя прилично. Потому как ему в разных местах представлять свое Отечество надлежит. Тем паче тебе честь выпадет, надеюсь, флаг Российского государства весьма прославлять. — Курганов подошел и сел напротив мальчика, который, покраснев, осторожно поставил чашку на блюдце. — По малым привычкам, братец, — продолжал Курганов, — иноземные люди о великих делах народа судят, коего мореходцы представляют. Добрые привычки и этикет надобно нынче в корпусе усваивать, далее поздно будет.

Курганов прошел к шкафу, не спеша перебрал корешки книг, вытащил одну из них и вновь вернулся к юноше.

— Уяснил я — тебе интересны разные странствия и открытия мест, ранее неизвестных. У нас в России, слава богу, первопроходцы всегда почитались. С незапамятных времен хаживали и в Персию, и в Индию. Со времен Великого Петра первопроходцами объявились и мореходцы. Первыми император Петр послал на Великий океан Креницина и Левашова для отыскания берегов американских. За ними следом пошли Чириков и Беринг. Они-то и достигли берегов Америки.

Мальчик сидел, подперев голову руками. Он давно забыл про недопитый чай и смотрел завороженными глазами на профессора, а тот продолжал:

— Прежде российских хаживали по морям и океанам древние мореходы стран европейских, — Курганов положил перед Юрием книгу. — Сия книга о разных иноземцах, знатных путешественниках. Писана она англичанами, перевел ее на российский язык мичман Михайло Веревкин в Кронштадте. Возьми книгу для прочтения. Только читай так же без торопливости. Вникай в хитросплетения разные, которые случаются в морском деле. Обогащайся знанием. Сия ноша плечо не тянет, а токмо является светилом жизни.

Пока Лисянский одевался, в переднюю вышла жена Курганова и вынесла большой куль с печеньем и конфетами:

— Угощайтесь, господин кадет, и дружков своих потчуйте на здоровье. — От мужа она знала незавидную судьбину братьев Лисянских.

В каморе, едва успел Юрий отыскать Анания и Михаила, налетели одноротники и вмиг растащили угощение. Полакомившись, кадеты разбрелись, а Юрий потащил Анания и Михаила к елке. Тут было тихо, ярко горели свечи. Рождественскую елку обычно ставили в просторной молельной комнате. В будние дни всегда зажигали одну-две свечи. Казна скупилась отпускать лишние копейки на содержание кадет. В рождественские праздники в комнате становилось тепло и светло. Баскаков на правах старшего попросил Юрия:

— Ну-ка, Юрка, дозволь хоть глянуть вначале на книжицу. Да не печалься, ничего дурного я не сотворю.

— А я и не журюсь, — ответил Юрий, — но Николай Гаврилович мне доверяет, а я сим весьма дорожу.

Баскаков, прочитав название, открыл книгу.

— Предисловие сочинителя, — прочитал он и пояснил: — То бишь мичмана Михайла Веревкина, — и горделиво посмотрел на друзей. — Стало быть, мой тезка и к тому же наш, кронштадтский.

— Читай дальше, — нетерпеливо перебил Лисянский-младший.

— Во угождение любопытствующих о путешествиях и издается сие сочинение, — Баскаков, усмехнувшись, кинул взгляд на Юрия и продолжал: — Если бы путешествия на твердой земле только совершались, тогда довольствовали бы они любопытных, можно сказать, вполовину. Но всемогущий Бог благоизволил просветить невежество наше и открыть нам, что суть еще населенные родом человеческим части света и что все те дикие люди, которых мы уже нашли и впредь находить станем, суть дети единого праотца… — Баскаков вздохнул и передал книгу Ананию: — Однако, утомился я, брат, доканчивай, пожалуй, теперь ты.

— Последняя краткая повесть о науке Мореплавании, — продолжил Ананий, — полагает, что мы через нее об областях, рассеянных по морям, известны стали, о которых более пяти тысяч лет совсем было незнаемо. Сею наукою открылись нам в Северной, Южной, Восточной и Западной странах нечаянные моря и все обиталища рода человеческого…

Ананий решительно закрыл книгу и, подмигнув Баскакову, отдал брату:

— Ну, ты как желаешь, братец, мы же с Михайло сыты на сей день. Пора и покуражиться, а то кадеты на нас засматриваются.

Младший брат огорчился, но вида не подал.

— Ваша правда, скоро и на молитву…

Кончились рождественские каникулы, начался новый 1786 год. Как и прежде, продолжались классные занятия. Кадетский период заканчивался. Анания произвели в гардемарины и перевели в младший гардемаринский класс. Юрий приуныл.

— Не горюй, братец, скоро и ты в гардемарины выйдешь, — успокоил Ананий младшего брата, — только вот математику усердней штудируй.

Юрий и в самом деле спустя рукава, с ленцой относился к геометрии и алгебре — уж очень многое приходилось заучивать зубрежкой, чего он не переваривал. По душе были описания о жизни растений и животных в разных странах, исторические сочинительства, географические очерки. Не расставался с кургановской книжицей. На масленицу выдались свободные дни. Прочитал наконец-то о Колумбе. Уговорил послушать проходившего мимо дружка, Иринарха Тулубьева:

— Послушай, как Христофор Колумб открытие Америки произвел. «Одиннадцатого октября в два часа после полуночи каравелле «Пинта» к общему неизреченному обрадованию показался вдалеке огонь. Рассветающий день открыл нам приятнейшее зрелище. Потом в честь искупителя мира наименовали остров Сан-Сальвадор».

Юрий остановился и мечтательно произнес:

— Вот бы нам туда добраться…

— Непременно доплывем, ежели завтра на мель не сядем, — проговорил заговорщически Тулубьев, — забыл, математику экзаменовать будут…

Начиналась пора испытаний старших кадет, как раз открылись вакансии в гардемаринских классах. Как и всякий школяр, Лисянский трепетал, но все миновало благополучно. Геометрию, алгебру, начало сферической тригонометрии, как и другие науки, он сдал успешно, и 16 марта 1776 года, в канун весеннего равноденствия, его произвели в гардемарины.