Синода митрополита Владимира, формула поминовения тотчас же была сообщена духовенству епархии и в своем обращении к томской пастве, выпущенном в виде листовки, он не высказывал ничего агитационного против Временного правительства. А созванное им собрание священнослужителей, как заверял архиерей, «приветствовало телеграммой Вас и через Вас Временное правительство». 5 марта епископ напечатал обращение к пастве, в котором, по его словам, не было ничего агитационного против Временного правительства. В этом послании, владыка писал, что «в какие бы формы ни вылилась борьба народных партий вокруг Царского Престола, которая ведется в настоящую минуту, мы должны помнить, чтобы эта борьба не мешала нашей победе». Ясно, что данную фразу в тех условиях можно было интерпретировать как завуалированную монархическую агитацию. Однако объяснения Анатолия, очевидно, удовлетворили обер-прокурора, и епископа оставили в покое.

В обращении к духовенству, опубликованном в «Епархиальных ведомостях» и датированном 14 марта, владыка признал, что в мирное время «некоторые несогласия в понимании переживаемого момента могли бы существовать», а в настоящее военное время призывал подчиниться Временному правительству, так как без властей «страна не может существовать». Объяснения епископа, видимо, не удовлетворили местное духовенство, и Анатолий вынужден был выступить со вторым обращением по «текущему моменту». «Переворот всех нас застал врасплох и перед каждым из нас поставил вопрос, к какому берегу пристать, как самоопределиться политически, к какой партии примкнуть... Духовенству, несомненно, нужно держаться той или иной партии. хотелось бы видеть создавшуюся и хорошо сорганизованную народно-крестьянскую партию». Внешне владыка вел себя вполне лояльно по отношению к новому строю, отслужив 23 марта панихиду “по борцам, павшим за свободу России”. По его инициативе было назначено и время проведения епархиального съезда. Однако в епархии начала складываться сильная оппозиция правящему архиерею (подробнее об этом см. главу 2).

Шестого марта газета «Бессарабия» опубликовала проповедь, произнесенную накануне архиепископом Кишиневским Анастасием (Грибановским). В ней владыка призывал паству отречься от своих дел для служения делу спасения родины и «тем уподобиться Государю императору Николаю Александровичу, который из-за любви к России. отрекся от престола своих благочестивейших предков, сложил с себя верховную власть, чтобы хорошо было общей родине. Вспомним все дела государя, всё, что сделал он на своем крестном пути, в свое царствование. Вспомним последний его завет, которым он призывает всех верных сынов Отечества к исполнению долга».

Вырезка из данной газеты была отправлена каким-то «доброжелателем» архиерея обер-прокурору Синода, от архиепископа потребовали объяснений. «.Полагаю со своей стороны, что эта проповедь, если она изложена правильно, могла вызвать при условии переживаемого момента возбуждение в народе против духовной власти...» — писал архиепископу обер-прокурор Синода.

«Вам угодно знать, правильно ли изложена моя проповедь от 5 марта. и какое она произвела впечатление, — отвечал Анастасий В.Н. Львову. — Изложена проповедь более чем неточно, но основная мысль представлена правильно». По словам владыки, произносил он данную проповедь, когда до Кишинева впервые дошла весть об отречении и когда «народ в массе не хотел поверить этому известию и примириться с ним. Воспользовавшись текстом манифеста, я постарался выяснить слушателям, что император Николай II добровольно отрекся от верховной власти во имя блага Родины. Это слово не только не вызвало возбуждение в народе против духовной власти, но и внесло заметное успокоение».

Официальное же обращение к своей пастве архиепископ выпустил только перед праздником Пасхи. В нем владыка призывал подчиниться Временному правительству «и молиться о нем, пока весь великий русский народ не соберется на Учредительное собрание и не изберет себе властителя... Тем же, чья совесть не успела еще вполне примириться с т.н. новым строем, мы скажем, что Государственная власть по своей природе есть божественное учреждение, что анархия вредна как для общественной, так и для церковной жизни». Следует отметить, что выступления Анатолия, несмотря на некоторую двусмысленность, все же вряд ли можно было интерпретировать как «монархическую вылазку», видимо, поэтому каких-либо вопросов к нему у властей после высказанных им объяснений не было.

Оправдываться перед властями пришлось и архиепископу Таврическому и Симферопольскому Димитрию (Абашидзе). «Сегодня узнал, — телеграфировал владыка 8 марта председателю Государственной Думы М.В. Родзянко, — что бывший вице-губернатор князь Горчаков, желая закрепить за собою губернаторское место, донес правительству о нежелании мною огласить манифест и отменить поминовение бывшего императора; смею уверить, все это не соответствует действительности». По словам Димитрия, известие об отречении и «существовании временного верховного правительства» он получил 4 марта в 12 часов и «беспрекословно принял решение повиноваться». Архиепископ сообщал также, что «лично просил губернатора прислать манифест для публикования, каковые и были разосланы по церквам». Была послана срочная телеграмма обер-прокурору Синода с запросом о формуле поминовения, а до этого им была выработана своя, которая и действовала до синодального определения.

В тот же день 4 марта, по словам архиепископа, он по телефону спросил у полицмейстера «о чтении манифеста в соборе, последовал ответ — лучше подождать. По архиепископской совести заявляю, — рапортовал в заключение Димитрий, — что я представляю всю важность настоящего момента и зависимость спасения отечества от безусловного, добросовестного повиновения новому верховному правительству. Я русский патриот, и мною будут приняты все меры к проведению в жизнь всех распоряжений нового Верховного Правительства». Далее Димитрий туманно информировал, что «не может умолчать о печальном впечатлении, об очередной проповеди архимандрита Андриана», и просил удалить его в другую епархию.

Как сообщало местное церковное издание, на пастырском собрании 9 марта местное духовенство выступило с резким осуждением проповеди архимандрита Андриана, «которая произвела на население тяжелое впечатление и вызвала в обществе нарекание на все духовенство». Было принято заявление городскому Комитету общественной безопасности, что «духовенство с молитвой встречает зарю новых дней Церкви и Отечества и несолидарно с Андрианом». Совершенно ясно, что проповедь архимандрита носила, как тогда говорили, «контрреволюционный» характер. В данном случае показательна реакция не столько духовенства, сколько самого архиепископа.

Обращение Димитрия к местному духовенству и мирянам, датированное самим архиепископом 5 марта, довольно примечательно. Вначале владыка писал о «губительных непорядках, допущенных бывшим правительством... которое постоянно и искусно вводило всех нас в заблуждения. Ныне Промыслитель предоставил нас самих себе. Ныне Сам Царь Небесный занял Престол Русского Царства, дабы он Единый и Всевышний был верным помощником нашим в постигшей нас великой скорби, в бедствиях, нагнанных на нас руководителями государственной жизни нашей». Очевидно, в данном послании можно было усмотреть закамуфлированную монархическую пропаганду. Однако вскоре на имя министра внутренних дел и обер-прокурора Синода пришла телеграмма из Симферополя от губернского комиссара Харченко с сообщением, что после «личных переговоров с архиепископом все недоразумения устранены» и владыка