Выйдя с большим облегчением из туалета — совещание продолжалось больше трех часов без перерыва, отцы семейств отправились хорошенько перекусить, после чего позвонили домой сказать, что будут поздно, и пошли к себе в кабинет. Там они заперлись, отключили телефоны и начали сочинять одновременно игру и правила игры. Делали они это очень весело, подшучивая друг над другом и над игроками, обмениваясь репликами, междометиями и словечками, понятными только им одним. Ближе к полуночи они пришли к твердому убеждению, что для продолжения игры, т. е. работы над заданием, нехватает исходных данных, составили соответствующий запрос генералам, владеющим информацией, после чего усталые, но довольные, отправились по домам. На следущий день их вызвали «наверх» и уныло, без надежды на успех, уговаривали продолжить работать с той минимальной информацией, которую им выдали, потому что дополнительную информацию, которую запросили теоретики, можно получить только у партнеров, а это… Два ведущих сотрудника оперативного отдела с полным пониманием слушали старших товарищей, привычно пропуская их речи напролет из правого уха в левое или наоборот и не очень затрудняя себя пониманием объяснений и отговорок. В два часа они сказали, что подумают и отправились обедать. После чего заперлись у себя в кабинете, сыграли несколько партий в быстрые шахматы, переглянулись: «Пора!» — и позвонили «наверх»:

— Мы все проверили и перепроверили. Без дополнительной информации решение будет некорректным. — Облегченно вздохнули и отправились домой.

На другой день утром курчавый блондин весело посмотрел на брито-лысого:

— Знаешь, кое-что можно им предложить и без дополнительных данных. Надо только поменять мамзелей: та, которая…

— Т-ш-ш-ш, — бритоголовый сделал испуганное лицо, перекошенное понимающей улыбкой. — Я тоже об этом подумал. И еще надо дать деревенскому философу крестьянские руки и перевести его в другую дружественную…

— Посмотри. — перебил его курчавый, — Разве не видишь — уши.

— Чьи уши? — засмеялся брито-лысый.

— Ну не ослиные же, сам понимаешь. И еще, но это уже наша с тобой ошибка: у сам понимаешь кого слишком много ролей.

— Так ведь первая со второй, а может быть и третья с четвертой вполне совместимы.

— Первая со второй — точно совместимы. А третья и четвертая — нет.

— Жаль, уважаемый коллега, очень жаль. Это было бы очень эффектно.

— Эффектно — это точно. Только где найти исполнителя, которому это можно доверить? Тут ведь нужен профессионал высочайшего уровня, талант. Очень уж роли трудные. Давай еще подумаем.

— Понял. Согласен. Дверь заперта? Тогда сыграем несколько партий и пойдем перед обедом «наверх».

— Нет, дорогой, сначала пообедаем и еще немного поиграем… Да не делай большие глаза, не в шахматы.

«Наверху» после обеда никого не было, все ушли «куда-то и надолго. Куда — не сказали, но сказали, что сегодня не вернутся.» — вот и вся доступная информация. Так что аналитики пошли домой к детям засветло, а это случалось редко.

На следующий день курчавому и лысому сообщили, что они имеют право на два дня отгула за переработку. Аналитики переглянулись, одновременно подумали: «Ищут, но пока не нашли,» — и со спокойной совестью пошли отдыхать. Когда они снова вышли на работу, им сообщили, что в исходные данные по вине сотрудников отдела информации вкралось несколько ошибок. Теперь информация проверена и перепроверена и новые, уточненные данные…

— А я побриться забыл, — сказал лысый, погладил черный ежик на голове и расставил шахматы. — Запри дверь, будем ждать и тренировать мозги.

— Я, пожалуй, не буду играть. Лучше подремлю немного. Жена задержалась у тёщи, у младшего поднялась температура…

— Понятно. Спи. А я почитаю и подежурю.

А дело намечалось крутое. Настолько крутое, что партнёры притормозили и задумались: а не выйти ли им из игры? Нашлось, однако, компромиссное решение. Два приятеля, два генерала-пенсионера, ставших ныне «молодыми» политиками, один «наш», другой «ваш», старинные партнеры и боевые соратники, предложили и в итоге договорились: «ваши» официально в деле не участвуют, но делятся всей доступной (а иногда и недоступной) информацией и не возражают против участия «добровольцев». В итоге курчавый и лысый получили дополнительную информацию и приказ работать побыстрее. Сначала теоретики улыбнулись про себя, переглянулись, кивнули головой — ничего нового, всегда торопят, всегда «побыстрее». Но когда внимательно просмотрели новую информацию, убрали шахматы подальше, позвонили домой, чтобы их не ждали, сели каждый за свой стол, обхватили головы руками и закачались в такт собственным мыслям, но молча. Они молчали долго. Курчавый несколько раз спросил:

— Как ты думаешь… — но ни разу не окончил фразу, потому что брито-лысый моментально отвечал:

— Не мешай, — или: — Я ещё не готов, или: — Что ты сказал?

Ровно в полночь оба встали, потянулись и одновременно сказали:

— Страшновато получается. — Потом курчавый добавил:

— Завтра в восемь, как обычно?

— Надо выспаться, завтра длинный день. Давай в восемь пятнадцать. Как всегда.

* * *

Следующий сон был мне совершенно необходим, для того чтобы хоть немножко продвинуться вперед и понять, что же всё-таки происходит? Это было совершенно секретное (не было, нет и не будет никогда) совещание за круглым столом лучших шпионов-практиков последних 20–30 лет с участием более чем авторитетного представителя политического руководства. Мне это совещание показали с той единственной целью, чтобы я, не дай Бог, не пошел единственно правильным путем и случайно не приоткрыл карты, что могло сорвать операцию и привести к непредсказуемым последствиям. Сначала я не понял, зачем мне показывают это совещание, если хотят сохранить всё в тайне до поры до времени. Всю ночь я маялся в недоумении и только под утро, увидав, как хитро переглянулись два самых старых, но всё ещё моложавых генерала, а потом «политический руководитель», тоже сильно немолодой, замахал испуганно руками вошедшему без стука помощнику, расслабился и позволил себе спокойно проснуться: никому не нужное совещание старичков имело единственную цель: выбросить наружу дезинформацию. Я обиделся за такое неуважение к моей работе, а потом подумал: «На кого? И зачем обижаться на людей, которые делают свою работу, пусть даже не очень хорошо?».

На рыночной площади было просто кафе и два кафе-мороженое. Дани пришел на 20 минут раньше, сел в полупустом кафе лицом к площади, заказал кофе, стакан холодной воды, достал из кармана небольшую книжечку стихов Бродского и расслабился. Дани родился и до 20 лет жил в Петербурге, прекрасно знал русский и любил Бродского. Кроме того, по каким-то ему самому не до конца понятным соображениям, он хотел продемонстрировать «им» — он и сам пока не знал, кто это «они» — свое российское происхождение. Потому что просто хорошее знание русского языка совершенно недостаточно для чтения Бродского. Будний день, ещё совсем светло, народу немного.