Впрочем, это была головная боль Тимофея, а не моя. Мое дело — потом найти все косяки в том, что он состряпает, и попытаться вместе с ним их исправить. С здесь я была в себе вполне уверена.

Уже через полчаса мы обсудили с Владом все, что можно по делу и, так как из кабинета начальника отдела так никто и не выходил, плавно скатились к неформальному общению.

Оказалось, что Влад слушает русский рок, держит какаду и является фанатом третьих геройчиков (*компьютерная игра). Жена ушла, есть дочка. Дочку Влад очень любит, забирает на все выходные. Бывшую жену любит не очень, потому что она забирает половину его зарплаты. То есть законные алименты экс супруга получает десятого и тратит, а потом вдруг пятнадцатого выясняется, что дочке еще нужны лыжи, или новый портфель, или у них соревнования в другом городе. И так каждый раз. Влада это бесит, но поделать он ничего с этим не может. Так и живет.

О себе я не рассказала ничего. Вместо этого, внимательно выслушав бедного лопуха Влада, я ему искренне посочувствовала и поинтересовалась, где тут можно покурить. Влад сказал, что на пожарной лестнице, и объяснил, как туда добраться. Кинув последний недовольный взгляд на закрытую дверь кабинета начальника, отсекающую меня от более интересных разговоров, я отправилась на поиски курилки.

Искать пришлось недолго — буквально один поворот дальше по светлому коридору, и я оказалась у тяжелой железной двери пожарной лестницы.

Сюда дизайнерский ремонт и не думал добираться. Старые бетонные обколотые ступеньки, ни с чем не сравнимый запах пыли и сырости одновременно, легкий аромат подвала, толстые стеклянные квадраты, уложенные мозаикой на торцевой стене, узкие амбразуры простеньких стеклопластиковых окон в пролетах, рядом с окнами трафареты дымящихся сигарет, нанесённые красной краской, и ощетинившиеся окурками банки — пепельницы на серых подоконниках.

Я спустилась на один пролет, достала сигарету, зажала зубами фильтр, чиркнула зажигалкой и затянулась. Едкий дым вполз в горло, в голове тут же чуть-чуть поплыло — все-таки недосып сказывался, и сильно.

Интересно, сколько мы еще тут проторчим?

Хотелось бы уже уйти…Обняв себя за плечо, я затянулась снова, щурясь на тусклое солнце в окрытом окне и разглядывая унылый индустриальный пейзаж. Какой-то кран, контейнеры, щербатый асфальт, сквозь который прорывается первая трава, базарные крики жирных чаек…

Тяжелая дверь за моей спиной хлопнула так неожиданно, что я вздрогнула всем телом и чуть не выронила сигарету. Резко обернулась на звук чьих-то приближающихся шагов, и так и застыла на месте, наблюдая как ко мне, на ходу доставая заправленную за ухо сигарету, спускается по лестнице сам Дамир Тигранович Керефов.

Сощурившись, я затянулась снова, наблюдая как он останавливается напротив. Молчание между нами зазвенело гулом, отражаясь от бетонных стен. Керефов, не спрашивая, потянулся за пепельницей около меня и подвинул ее на середину подоконника. Сунул сигарету в зубы, достал зажигалку из кармана брюк, чуть наклонил голову, раскуривая, демонстрируя мне свою черноволосую макушку, сделал пару глубоких затяжек, втягивая щеки, резко выпрямился и, выпуская дым вбок, вперил в меня тяжелый изучающий взгляд.

Невольно отступила — что-то на уровне инстинктов заставило крепче обхватить себя за плечо и упереться лопатками в бетонную крашенную стену в поисках опоры. На губах Дамира мелькнула едва заметная ироничная усмешка, и он отвел от меня взгляд, устремляя его в открытое окно.

Стало легче дышать. Я затянулась еще раз, поднося сигарету к губам слегка задрожавшими пальцами. Рядом с ним стоять было невероятно нервно. Будто тебя размазывало под ноль чужим энергетическим полем. Хотелось, чтобы заговорил — слова всегда разбивают подобные, почти звериные ощущения, но он молчал, а я подать голос не решалась, не зная, чего от Керефова ждать. Вопрос "узнал или нет?" опять встал ребром.

Сигареты тлели быстро. Покосилась на кончик своей, и с облегчением поняла, что еще пара затяжек для вида, и можно со спокойной совестью уходить. Выдохнула серый дым перед собой, через его неплотную завесу рассматривая стоящего напротив Керефова. У меня как-то не было возможности до этого его нормально разглядеть. Только спину глазами просверлила, пока спускались на второй этаж, а в клубе темно было…

Породистый, но какой-то слишком мужик. От него веяло подавляющей агрессией. Высокий, широкоплечий, крепкий, движения нарочито расслабленные, будто ему невероятно комфортно в собственном теле и плевать на то, что о нем могут подумать окружающие. Стоит напротив вполоборота, расставив ноги и заправив одну ладонь в карман брюк с таким видом, будто меня вообще тут нет, и словно не понимает, что в этот момент я его внимательно разглядываю. На ладонях видны вены, сильная шея, короткий ежик на затылке и более длинные черные волосы на макушке, вроде бы и небрежно, но отлично уложенные, идеально ровная короткая борода на грани отросшей щетины, густые брови вразлет, правильные, все из прямых линий черты лица, пронзительные черные глаза…

Которые вдруг резко уставились на меня.

— Неважно выглядите, — произносит он, медленно обводя меня ироничным взглядом, поворачивается всем корпусом ко мне и снова затягивается, щуря покрасневший глаз, — Хотя вроде бы не так были и пьяны. Потом догнались с бугаем своим, Дубина?

От его слов я чуть не давлюсь вдыхаемым дымом. И тут же по спине скатывается град жарких мурашек, переходящих в мелкую дрожь. Узнал…

Мне необходимо дать себе пару секунд, чтобы примириться с этим фактом и выбрать линию поведения, поэтому я просто прямо смотрю в эти черные пронзительные глаза. Вернее, один пронзительный, а другой болезненно красный.

— Если это из-за меня, то извиняюсь. Я не хотела, — намеренно небрежно тыкаю сигаретой в сторону подбитого левого, наконец нарушая звенящую тишину между нами.

Дамир на это кривится, словно прожевал лимон.

— Не хотела, — едко повторяет он за мной и, прищурившись, делает еще затяжку, — Не переживайте, Евгения, врач сказал, через пару дней пройдет. Просто уголок купюры случайно поцарапал глаз.

Я киваю, не зная, что на это сказать, и снова кошусь на тлеющий кончик своей сигареты. Наверно, за удар в челюсть мне стоит извиниться тоже, но что-то останавливает. Возможно то, что он вел себя как козел и заслужил, а возможно ощущение, что напомнить ему об этом ударе будет еще большим оскорблением.

Снова повисает густая, непроницаемая тишина, разрываемая лишь криками жирных чаек за открытым окном да скрежетом работающих в порту кранов. Сделав еще затяжку, я с невероятным чувством облегчения вдавливаю свою сигарету в забитую окурками банку. Нервно прокручиваю её, туша, и ощущаю, как предательски заметно подрагивают при этом пальцы. Облизываю пересохшие губы, кидая в сторону Керефова вороватый взгляд.

— Это ведь не отразится на нашей работе? — севшим голосом интересуюсь я, прежде чем уйти, — Тимофей действительно профессионал, и одаренный программист, и…