Позже для наименования такого рода состояний стал использоваться термин «групповые психоконтагиозные вспышки». На сегодняшний день психиатры подразделяют психические эпидемии на социальные реакции, в том числе психозы, вызванные военными действиями и нередко неадекватными поводами при революционных событиях, парарелигиозные, этнические и связанные с техническим прогрессом[13]. В истории человечества массовых эпидемий было много. В качестве примера психической эпидемии, спровоцированной социально-политическими событиями, можно вспомнить о «великом страхе» 1789 года во Франции — феномене, который имел место в начальный момент Великой французской революции. В обстановке слухов об «аристократическом заговоре» и о том, что в страну вторглись полчища иностранных захватчиков и повсюду орудуют разбойничьи шайки, стали вспыхивать вооруженные бунты и восстания. Происходили нападения на дворцы, уничтожались феодальные документы.

В отличие от психических расстройств, которые возникают у отдельных индивидов, для массовых психических эпидемий, или групповых психоконтагиозных вспышек, пока не разработано четких диагностических критериев. Неопределенным остается вопрос, когда какое-либо массовидное явление стоит рассматривать как «расстройство». Думаю, главным критерием здесь должно быть соответствие либо несоответствие эмоционального состояния людей и их поведенческих реакций реальной ситуации. В этом отношении, например, едва ли можно поставить на одну доску «великий страх» 1789 года и «Марш республики» в Париже 11 января 2015 года, ставший реакцией на расстрел в редакции Charlie Hebdo и собравший 2 млн. человек, хотя и в том и в другом случае имела место захваченность большого количества людей общим эмоциональным состоянием и сходными идеями. С другой стороны, я полагаю, что то, что произошло с большинством россиян в 2014–2015 годах, а также то, что происходило на Донбассе весной 2014 года, напротив, вполне соответствует понятию психоконтагиозной вспышки в смысле психического расстройства, поскольку эмоциональное состояние людей возникло на основе ложной либо искаженной интерпретации событий, и зачастую их реакции в сложившейся ситуации были явно неадекватными. Ниже я постараюсь обосновать свою точку зрения.

Далее представлю общую картину того, что происходило с мышлением и эмоциями людей в этот период.

Ментальное состояние, о котором пойдет речь, охватило огромное количество людей, и оно было не статичным, а плавно перетекало в отличающиеся друг от друга формы. Можно выделить несколько стадий в его развитии, связанных с определенной трансформацией «клинической» картины.

Хотя в нашем случае было затруднено применение стандартизированных процедур исследования, но были доступны наблюдение (которое является одним из основных методов не только в психиатрии, но и в этнопсихологии), методы беседы[14], изучения творчества индивидов (письменных текстов, рисунков). Едва ли кто-то будет спорить, что в сегодняшнее время широкие возможности для изучения вербальных высказываний и поведения дает Интернет. В этом описании я опираюсь как на личные наблюдения, так и на наблюдения других людей, полученные мной на основании интервью[15],[16].

В динамике описываемого процесса я выделил несколько этапов, которые наслаивались друг на друга. Первый я бы условно назвал «заинтересованным наблюдением». Он длился с осени 2013 года по март 2014-го. Второй — «крымской эйфорией», которая началась в марте 2014-го, сразу после аннексии Крыма. Следы ее тянулись достаточно долго, но в наиболее выраженной форме они были заметны до осени 2014 года. В мае — июне появляется качественно новая гамма чувств, и этот период я бы назвал периодом «праведного гнева и ощущением всемогущества», который постепенно угас к осени 14-го года. В связи с ростом курса валют в октябре-ноябре 2014-го он трансформировался в состояние, которое я бы назвал «озабоченностью и жаждой возмездия». К осени 2015 года оно постепенно сменяется практически полным безразличием и апатией к политической и общественной жизни. Причем в динамике этих фаз последовательно менялись объекты агрессии. Первоначально с весны 2014 года объектом агрессии для обывателя была, прежде всего, Украина, но постепенно летом — осенью этого же года она смещается на США и весь Западный мир. Затем, в конце 2015 года, едва ли не главным объектом народного гнева становится Турция. В начале 2016-го прежние экстремально сильные эмоции сменяются по преимуществу безразличием. Очень мало кто еще вспоминает Украину и Донбасс. И даже военные действия в Сирии и конфликт с Турцией мало у кого вызывают особый интерес. Основной заботой обычного обывателя становится вопрос, как решить свои финансовые проблемы и пережить кризис. Рассмотрим эти фазы подробнее.

Надпись на стене дома

«Заинтересованное наблюдение»

Ярким процессам, проявившимся весной 2014 года, предшествовало несколько месяцев с осени 2013-го по март 2014-го связанных с киевским Майданом. Взгляды россиян были прикованы к разворачивающимся там событиям. Наверное, очень многих из тех, кто наблюдал за ними, переполнял интерес и внутреннее волнение. Далеко не у всех определились симпатии и антипатии к действующим лицам, хотя преобладающее настроение, пожалуй, было настороженно-сдержанным. Тем не менее, до психологического раскола в самом российском обществе, основанном на отношении к Майдану и Украине, было еще далеко. Россияне заинтриговано ждали развязки. Тогда они и не подозревали, что развязка приведет к конфликтам в их семьях и разрыву отношений с давними друзьями.

Чтобы проиллюстрировать настроения в обществе приведу цитаты из взятых мною интервью: «Киевский Майдан снова дал импульс гражданским настроениям. Но опять же это было слишком ненадолго… Весной 2014 года этот импульс превратился в свою противоположность. Конец февраля 2014-го — расстрел людей на Майдане. Общество однозначно поделилось на сочувствующих радикальным преобразованиям власти и сторонников консервации существующего положения дел, каким бы оно ни было („Если не Путин, то кто?“, „Видите, что творится на Украине? Вы этого хотите?“)».