Итог дня «регуляторы» достаточно справедливо оценили как свою победу. В общем, схватившись с Шепардом и победив, они могли бы зажечь всю Новую Англию, но Шейс полагал, что лучше обо всем договориться по-хорошему. Власти, однако, думали иначе. Рапорт Шепарда о «великолепном успехе», правда, был принят холодно, – штатом руководили не идиоты, и ситуацию они оценили верно. Спустя несколько дней комиссией под руководством специально прибывшего в Спрингфилд генерала Нокса, главы военного ведомства США, было отмечено, что «смутьяны», дойди дело до схватки, пожалуй, одолели бы правительственные войска, тем паче что, хотя те были намного лучше вооружены, очень многие в их рядах сочувствовали «мятежникам», вполне понимая, какими мотивами они руководствовались. «Милиционеры, – пишет историк Джонатан Смит, – прекрасно понимали, что против них стоят такие же фермеры, ремесленники и рабочие, как они сами, а посланы на подавление они людьми чужими, купцами, адвокатами и прочей знатью, многие из которых во время войны с англичанами были, в лучшем случае, нейтральны. Поэтому призывы бунтовщиков вызывали у них живейшее сочувствие, и трудно сказать, мог ли рассчитывать Шепард на повиновение большинства подчиненных». По ходу обсуждения доклада Нокса, особо подчеркнувшего, что дело закончилось хоть как-то только «благодаря патриотизму и благоразумию предводителя [то есть Шейса], смирявшего буйные страсти», власти Массачусетса приняли решение не идти ни на какие уступки и вызвать в Спрингфилд федеральные войска. Нокс, хотя и выразив «понимание нужд местных фермеров», такую позицию поддержал, отметив, что любые уступки подадут плохой пример населению других штатов, тоже требующему отмены долгов и внимательно следящему за событиями в Массачусетсе.

«Мое твердое убеждение заключается в том, – писал он, – что все вопросы должны быть решены и улажены, но нынешние беспорядки следует либо прекратить грозным ультиматумом, либо подавить грубой силой, чтобы не ставить под угрозу порядок на всем континенте». Еще более жесткую позицию занял, как и следовало ожидать, губернатор Боуден. На его взгляд, «никаких спорных вопросов не существовало, долг есть долг, и он должен быть погашен». В подписанной им прокламации «всех радетелей беззакония» предупреждали, что власти не остановятся «перед самыми строгими мерами для подавления нынешних волнений и любых восстаний, где бы они ни происходили». Соответственно отреагировало и «высшее общество»: оптовики Бостона мгновенно собрали сумму, необходимую для набора «волонтеров» (не милиции!) из портовой рвани, отправив подкрепления в Спрингфилд под командованием генерала Линкольна. Параллельно попытались действовать и пряником. «Регуляторам» в целом никто и ничего не обещал, но с Шейсом работу вели нешуточную. В начале января 1787 года генерал Роберт Патнэм, знавший лидера мятежников лично и высоко его ценивший, направил «моему доброму капитану» секретное письмо, убеждая его «уйти от этих людей, беспутных гуляк и грубиянов, предоставив их самим себе». Взамен лидеру «регуляторов» предлагалось полное помилование. «Это, поверьте мне, мой храбрый друг, – писал Патнэм, – единственный верный путь спасения. Если вы явитесь с повинной, а вас не помилуют, я готов поручиться собственной жизнью. Пусть тогда меня повесят в вашей камере, но такое невозможно. Скажу больше, множество достойных джентльменов готовы немедля собрать сумму, нужную для выплаты ваших долгов, выкупа вашей фермы и полного ее обустройства». К удивлению властей штата, Шейс ответил на предложение вежливым, но категорическим отказом.

Теперь всем было ясно, что «горячей фазы» не избежать. Мятежники, к тому времени уже успевшие организоваться, сформировав в городке Вустер «Комитет связи», – что-то типа единого центра, установили контакт практически со всеми графствами штата. Тотчас по получении известия о наборе в Бостоне «головорезов-наемников» и выступлении Линкольна на Спрингфилд, возник и «Военный комитет», естественно, во главе с Шейсом, за подписью которого было издано воззвание с призывом к «немедленному вооруженному выступлению, дабы защитить и сохранить не только права, но также жизнь и свободу народа». В документе несколько раз подчеркивалось, что «регуляторы» не хотели и не хотят гражданской войны, но не потерпят «неуважения своих прав». Всем, готовым сражаться за «настоящую свободу», предлагалось в трехдневный срок собраться и прибыть в Вустер, имея при себе оружие и запас провизии на 10 дней. В создавшейся ситуации единственным шансом на победу была «раскрутка» восстания, а следовательно, захват арсенала в Спрингфилде, после чего толпа ополченцев превратилась бы (благо ветеранов хватало) в готовую к любым событиям армию. Однако о намерениях бунтовщиков стало известно властям, внезапности не получилось, и 25 января 1787 года «регуляторы» после длительной и очень ожесточенной стычки были отброшены от цели огнем артиллерии. Спустя два дня в Спрингфилд подоспели и «волонтеры» Линкольна, с ходу (как докладывал он в Бостон, «оставив милицию генерала Шепарда охранять арсенал, ибо на большее она не решается») двинувшиеся на север, куда отвел свои отряды капитан Шейс. Особой уверенности в успехе, судя по тексту письма («Возможно, мы сумеем одержать верх над Шейсом и его силами…»), у него не было. Что и понятно: население штата слишком откровенно сочувствовало «регуляторам», и у губернатора на столе лежал ворох петиций с протестами против «пагубной войны, беспорядков, кровопролития и опустошения в отношении храбрых, имеющих заслуги людей, всего лишь отстаивающих свои законные права».

Все было так сложно, что Линкольн, невзирая на совершенно конкретные инструкции, на всякий случай направил Шейсу еще одно письмо, вернее, два, – одно, как и Патнэм, личное (опять про суммы и ферму), второе – для всех, предлагая сложить оружие в обмен на полную амнистию. Предложение вновь было отвергнуто. От имени всех «регуляторов» Шейс ответил, что «все добрые граждане и фермеры Массачусетса готовы сложить оружие и предстать перед судом, но только если будут удовлетворены справедливые требования, изложенные в предыдущих наших петициях». К письму прилагалось пухлое разъяснение, подготовленное несколькими сочувствовавшими фермерам юристами и, в общем, доказывающее соответствие их претензий закону. Как полагает Орвиль Галь, «именно появление адвокатов, готовых безвозмездно оформить требования бунтовщиков, стало основанием указа командиру волонтеров о немедленном наступлении». К тому же ни для кого не было секретом, что ополчение «регуляторов» растет, а Шейс активно тренирует пополнение. В связи со всем этим Линкольн, незадолго до того согласовавший с Шейсом перемирие «до окончания изучения в Бостоне петиции», нарушив договоренность, бросил свои отряды на север и, пройдя форсированным маршем более 50 километров, атаковал лагерь повстанцев близ Петершэма. Удара не ожидал никто, «регуляторы» дрались отчаянно, но проиграли и в основном разбежались кто куда, однако Шейсу все же удалось увести основное ядро своих войск за границу Массачусетса, в Вермонт.

Вот это уже был, действительно, удар. Но далеко не финал, что все прекрасно понимали. Сразу после «победы» Нокс направил Шепарду в Спрингфилд крайне неспокойное послание, требуя максимально усилить охрану арсенала, а Линкольн поставил перед подчиненными задачу любой ценой задержать Шейса. Был опубликован и распространен список «главных преступников», за которых – «живыми или мертвыми» – предлагалось солидное вознаграждение от властей и «приз от некоторых состоятельных патриотов». Вместе с тем власти понимали, что перегибать палку не стоит: силами милиции учинять репрессии не получилось бы, а «волонтеров» фермеры ненавидели, и попытка использовать их в качестве карателей, против чего они не возражали, могла спровоцировать взрыв. К тому же брожение распространялось, «регуляторы» появились в Коннектикуте, Вермонте и Нью-Йорке, где их отродясь не бывало, и ни в марте, ни в апреле покончить с мелкими отрядами повстанцев, атакующими места расположения «волонтеров», не удалось. В конце марта губернатор Боуден, успевший за месяц до того сообщить в Филадельфию о полной победе, вынужден был признать, что «в пограничных графствах дух восстания по-прежнему силен». Линкольну приходилось лавировать. В его приказах категорически запрещалось «проявлять впредь жестокость», предписывалось «быть отныне уважительным с дамами», а также «обеспечить безопасность пленным, даже взятым на поле боя, а тех, кто обязуется не принимать далее участия в смуте, впредь до суда, распустить по домам под честное слово».