Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вон они, горы, — сказал он, выплевывая воду. — Вон там Теннесси. Где хозяин Джон воюет с явками. А далеко как.
— И такие дальние походы совершать всего-то из-за янки, — сказал я, тоже выплюнув, выдохнув. Но все уже ушло — и пена, и невесомая стеклянная радужность пузырей, и даже мыльный привкус.
ОТХОД
1
Днем Люш подал повозку к заднему крыльцу и выпряг мулов; к ужину мы погрузили уже в нее все, кроме одеял, под которыми проспим эту последнюю перед дорогой ночь. Затем бабушка пошла наверх и вернулась в черном шелковом воскресном платье и в шляпке, и лицо у бабушки порумянело, в глазах появился блеск.
— Разве едем сейчас, вечером? — спросил Ринго. — Я думал, только утром выедем.
— Да, утром, — ответила бабушка. — Но я три года никуда но выезжала; уж Господь мне простит, что я принарядилась загодя.
Она повернулась (мы сидели в столовой, за ужином) к Лувинии:
— Скажи Джоби и Люшу, чтобы, как только поужинают, приготовили фонарь и лопаты.
Разложив кукурузные хлебцы на столе, Лувиния пошла было к дверям, но остановилась, взглянула на бабушку:
— Вы то есть хочете этот тяжелый сундук везти с собой аж в Мемфис? Лежит себе с прошлого лета в сохранности, а вы хочете выкопать и тащить аж в Мемфис?
— Да, — сказала бабушка, занявшись едой и не оборачиваясь уже к Лувинии. — Я следую распоряжениям полковника Сарториса, как я их понимаю.
Лувиния стояла в дверях буфетной, глядя бабушке в затылок.
— Пусть бы оставался зарытый и целый, и я бы стерегла его. Кто его там найдет, даже если опять сюда заявятся? Они ж не за сундук назначили награду, а за хозяина Джо…
— У меня есть причины, — прервала ее бабушка. — Выполняй, что я тебе велела.
— Хорошо. Но для чего вы хочете выкапывать сейчас, когда выезжаете ут…
— Делай, что велела.
— Слушаю, мэм, — сказала Лувиния. Вышла. Я смотрел, как бабушка ужинает — в шляпке, пряменько надетой на макушку, — а Ринго, за спиной у бабушки, косил на меня зрачками.
— А почему б не оставить зарытым? — сказал я. — Зачем еще такая тяжесть лишняя повозке. Джоби говорит, в сундуке весу тысяча фунтов.
— Вздор! — сказала бабушка. — И пусть даже десять тысяч…
Вошла Лувиния.
— Они приготовят, — сказала Лувиния. — А я хотела бы все ж таки знать, для чего выкапывать с вечера?
Бабушка поглядела на нее.
— Мне сон приснился прошлой ночью.
— А-а, — сказала Лувиния с тем же выражением лица, что и у Ринго; только Лувиния меньше вращает зрачками.
— Мне снилось, будто вижу из моего окна, как некто входит в сад, идет под яблоню и рукой указывает, где зарыто, — сказала бабушка, глядя на Лувинию. — Темнокожий некто.
— Негр? — спросила Лувиния.
— Да.
Лувиния помолчала. Затем спросила:
— А вы того некта признали?
— Да, — ответила бабушка.
— Кто ж он такой, не скажете?
— Нет, — ответила бабушка.
Лувиния повернулась к Ринго.
— Иди скажи дедушке и Люшу, чтоб с фонарем и заступами шли на задний ход.
Джоби с Люшем сидели в кухне. Джоби ужинал в углу за плитой, поставив тарелку себе на колени. Люш молча сидел на ящике для дров, держа оба заступа между колен, и сразу я его не заметил — его закрывала тень Ринго. Лампа светила на столе, отбрасывая тень от наклоненной головы Ринго и от руки его, трущей стекло фонаря, ходящей вверх-вниз, а Лувиния встала между нами и лампой, уперев руки в бока и затеняя собою полкухни.
— Протри его как следует, — сказала она.
С фонарем шел Джоби, за ним — бабушка, за нею — Люш; мне видна была ее шляпка, и голова Люша, и сталь двух заступов над его плечом. Мне в шею дышал Ринго.
— Как считаешь, который из них ей приснился? — сказал он.
— А ты у нее спроси, — сказал я. Мы шли уже садом.
— Ага, — сказал Ринго. — Поди спроси у нее. Спорим, если б она тут осталась, то ни янки бы, ни кто б другие не посмели полезть к сундуку, и сам даже хозяин Джон поостерегся бы соваться.
Они остановились — Джоби с бабушкой, — и бабушка стала светить взятым у Джоби фонарем, подняв руку, а Джоби и Люш вырыли сундук, закопанный в летний приезд отца, в ту ночь, когда Лувиния привела меня и Ринго в спальню и даже дампу не зажгла проверить, как легли, а после то ли глянул я в окно, то ли приснилось мне, что глянул и увидел в саду фонарь… Потом мы пошли к дому — бабушка впереди с фонарем, а за ней, с сундуком, остальные; Ринго и я тоже помогали тащить. У крыльца Джоби повернул было к повозке.
— В дом несите, — сказала бабушка.
— А мы сразу и погрузим, чтоб утром не возиться, — сказал Джоби. — Двигайся, парень, — ворчнул он Люшу.
— В дом несите, — сказала бабушка.
И, постояв, Джоби двинулся в дом. Слышно было теперь, как он отпыхивается: «Хах, хах», — через каждые два-три шага. В кухне он со стуком опустил передний конец сундука.
— Хах! — выдохнул он. — Слава богу, дотащили.
— Наверх несите, — сказала бабушка.
Джоби повернулся, поглядел на нее. Он еще не выпрямился — глядел полусогнутый.
— Чего такое? — сказал он.
— Наверх несите, — сказала бабушка. — Ко мне в комнату.
— Это что ж — придется то есть тащить сейчас наверх, чтоб завтра стаскивать обратно вниз?
— Придется кому-то, — сказала бабушка. — Вы намерены помочь или же нам с Баярдом вдвоем нести?
Тут вошла Лувиния. Она уже разделась. Она была высокая, как привидение, в своей ночной рубашке, длинно, узко и плоско висящей на ней; тихо, как привидение, вошла она босиком, и ноги ее были одного цвета с сумраком, так что казалось, их у нее нет; а ногти ног белели, точно два ряда грязновато-белесых чешуек, невесомо и недвижно легших на пол футом ниже подола рубашки — и совсем отдельных от Лувинии. Подойдя и толкнув Джоби, она нагнулась к сундуку, чтобы поднять.
— Отойди, негр, — сказала она.
Джоби, кряхтя, оттолкнул Лувинию.
— Отойди, женщина, — сказал он. Поднял передний конец сундука, оглянулся на Люша — тот как вошел, так и держал задний