и дерзко, и нежно.

Мак. Растет у дороги. Один. Безмятежно.

Расцвёл цикорий…

Расцвёл цикорий. Шмель шепнул цветку:

"Ты соткан из небесного сиянья…"

Опустошённый искренним признаньем

Он обессилел. Пауки соткут

Фату невесте, кавалеру фрак,

Платок на шею, непременно флаг

И белый однозначно. Он — порука,

Что доброволен плен и навсегда…

Однако брак — то скучно, эта скука

Настигнет нас однажды и тогда…

"Тебе бы всё балы, каток, а впрочем…

Гуляй, покуда можешь!" Ближе к ночи

Прильнёшь к стеклу отмытого окошка,

И станешь ждать, завидуя немножко.

Частный случай

Луны абрис, обрез, отрезок… Время

И у него свои мотивы, бремя

Ему нести своих грехов и боли,

И несть ему прощения, а воли, -

Как у других. Нисколько. Травы вянут,

Но не обманут жизнь и в землю канут,

Не корня краем, не листом, не почкой

И про неё забудут также. В одиночку

Мы все приходим, и уходим тоже.

И разные совсем, но так похоже

Мы счастливы. Несчастливы иначе?!

Но все ж молчим в печали или плачем!

Ну, что же, пусть, не важно даже это.

И пень нагрет на время солнца света.

Луны абрис. Обрезан вечер тучей.

Да это — так, погоды частный случай.

Небо

Есть нечто, что нельзя перенести:

Потери горе, весть о милом друге,

Ребёнка боль и те, для всех недуги,

Которые, увы, простым "прости"

Не утолить, не вычеркнуть так просто.

А дни идут и жизнь коры коростой

Укутана, её простая суть:

Живи теперь, срастётся как- нибудь

Конец с началом. Утлый чёлн, причал, -

Не повод погружать себя в печаль.

Висит луна, а облако — заснеженною елью…

И небо, чуть качаясь, колыбелью

Нам чудится взаправду, но оно

В себя поверило. И нам теперь дано.

Насовсем

Умывается наспех пчёлка,

Поднимается кверху чёлка.

Ветер стонет, тот насмех поднят,

От груди у земли он отнят.

С неба требуя дани синью,

Ястреб гнал с него серость тучи.

Дождь прошёл, но не так, чтоб сильный,

Он и так уж собой измучил.

То — июль. А какого года?

Вне часов всё одно — природа.

И её первозданный почерк.

Человеку дана, как прочерк, -

Посмотреть на ладошки ребёнка и лапы щенка

И исчезнуть потом. Насовсем. На века.

Пропало лето…

А лета не было как будто.

И по колено в мох обуты,

Стоят промокши, тёмны пни.

И хмуро небо, серы дни.

Тот чуб нечёсаный поляны,

И аромат медовый, пряный

Дождями смыт, как след оленя.

Из лужи пил он, на коленях

Стоял, глотал чаинки звёзд,

К луне тянулся не всерьёз,-

Играл, казался в том охочим.

А сыч, что в полночи хохочет

Смолчал, однако в пору ту.

Грустил, что вскорости сметут

Ветра листву с дерев. Земля

В снега оденется… И злясь

Полёвок гнать с полян почал.

Молитвы канувший начАл

Дупла обветренные губы

Простудным голосом и грубым

Шептали долго, ветру вторя.

Пропало лето. Это ль горе?..

Праздное

Не там искали мы свободу,

Не с теми пели у костра.

Когда ходили мы под воду,

Те — пили водку, теша страх,

А после — рифмовали строки,

Как все болтливые сороки,

Что сплетни носят на хвосте.

Но мы — иные, мы не те.

Пусть ветер флаг небес полощет.

Путей мы не искали проще,

Не с транспарантами на площадь

Стремились мы чеканить шаг,

А чтобы было интересно!

Срывались вниз со скал отвесных,

Орлов сгоняли прочь и местных,

Да к ночи жареных наваг

Едали. Медленно снедали

Под это дело комары.

То были Беломорски дали,

Из в Лету канувшей поры.

О той, потерянной свободе

Теперь прознали, через годы.

Себя узнать бы в отраженьи.

Глаза хотя бы, выраженье…

Искать причин тех мыслей праздных

Напрасно. Жизнь идёт под горку.

Но каждый день, то, право, — праздник,

Подчас он сладкий, часто — горький.

Петров батог

3

Цветок цикория прозрачен на просвет.

Его в земле столь неприметен след.

Он тщится сам, чтоб с синим небом слиться,

А шмель вокруг хлопочет, словно злится:

"Почто же ты, бедовая головка,

Забил её себе совсем не тем?!

Теперь быть нужным — вот она, уловка,

Чтоб быть всегда! Ты ж этого хотел?"

Цикорий призадумался немного,

И лепестки раскрыв навстречу свету,

Подумал, что прекрасней жизни нету,

И принялся, как прежде, на дорогу

Смотреть с улыбкой. И вослед прохожим

Приветы слал. Тем днём одним, погожим.

Цветок цикория… Он на просвет прозрачен,

Но он непрост, хотя и однозначен.

Так будет осенью…

Так будет осенью. И понят тот намёк,

Ковёр листвы уж соткан в одночасье.

Несчастье в том, что созданный начаться,

Конечен мир. А этот лист намок,

От слёз, дождя ли хладного, с полнОчи,

Не мог сдержаться, пал на землю он,

О, лета мёд — он тает, будто сон,

Что снится часто. А сверчок хохочет

Над нами вновь, тон задавая звонко,

Округе. Что ж так долго не давалась

Та малость жизни. Грань ущербна, тонка,

И, — как всегда, — на донце оставалась,

Да недопита. Пусть. "Когда-нибудь…"

То — никогда. Постыло. Позабудь.

Где та боль…

Ветер в спину, и росчерком, серою тушью

Перечёркнуто лето. И грузною тушей

Той, что тучею рыхлой, унылой, дебелой

Навалилось на лес. Утро жалобно пело,

Да не птичьими трелями. Лес голосил,

Перед тем, как упасть. А деревья без сил, -

На колени, до рваных измученных пней.

Сколь той осени надо от лета? Не дней!

Только, часом, меж ними какой договор…

Осень важно шагами измерила двор,

Настелила истрёпанной ветром листвы,

Ветер с нею "на ты"… Может, только кусты,

Пригибаясь к земле, как сумеют, пониже

Переждут непогоду. Природою движет

Нетерпенье людское, — чтоб лето и море.

Им всегда недосуг: где та боль, где то горе…

За горами, далёко? — Молчи, пережди!

Вот и мучают их то ветра, то дожди…

Слова…

Цикорий брошенный. Он, солнышку навстречу,

Расцвел, кончине собственной переча.

И всем другим пошёл наперекор,

Что подле заводили разговор,

Мол, не жилец, и не протянет дня…

И на кого теперь ему пенять…

А