Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Якобы, в далёкие времена, на острове Коринф жила девушка, удивительной красоты. Она была настолько хороша, что возгордившись, заявила, что прекраснее самой богини Афродиты. Ревнивая богиня не оставила это заявление без внимания, и при первой же возможности отомстила. Девушка встретила прекрасного юношу, они назначили свадьбу, но прямо накануне бракосочетания невеста умерла. Безутешные родственники провели похоронный обряд, а на могиле оставили закрытую крышкой корзину с поминальной трапезой. Прошло время. Росток аканта пробил днище корзины, и пустил ветви. Но поскольку тоненькие побеги не могли приподнять крышку корзины, то они, извиваясь, стали прорастать сквозь прутья, пуская молодые листочки. Тогда же в некрополь, случайно забрёл архитектор Каллимах. Он увидев корзину с проросшей сквозь неё листвой аканта и вдохновился на создание колонн с подобным украшенинем.
Встав в центр, перед огромной фигурой и задрав голову вверх, Фавст прочистил горло и начал говорить:
— Я душа…что пришла самая чистая из самых чистых…кхм…
Фавст оборачивался на скелета, проходил глазами по стенам, по золотым орнаментам в видей оленей и цветов, скрещивал руки, словно ему вновь 18 и он вспоминает команды перед центурией и своей контуберналией.
— О царица Персефона преисподних Эвфлебфвлейа-Эфбуфлеба….и других бессмертных богов! Привет вам! Я понёс возмездие… Я имею в виду понесла, душа возмездие за дела отнюдь не праведные. То ли Мойра сразила меня, то ли Зевс-громовержец.
Ближе к концу, Фавст вновь повернулся к скелету и увидел, как он не находил себе место и не знал куда деть свои руки. То ли от позора, то ли боясь провала римлянина.
— Теперь прихожу я к тебе, о Персефона, дабы ты благосклонно послала меня в обитель святых. Я имею этот дар памяти…воспетый у людей.
Тут же, после заключительных слов, огромная статуя богини встала с места и улыбаясь произнесла шёлковым, но пронзающим своим громом всё — голосом: “Счастливый и блаженный! Ты по закону станешь бессмертным богом вместо смертного!»
Затем кланяясь отвечал Фавст: «Я — пока не козлёнок — в молоко пока не упал.». Она отвечала — “Радуйся, радуйся, радуйся!
Затем всё смолкло, но простояв кланяясь ещё несколько секунд, центурион опять повернулся к скелету и увидел, что он в замешательстве. Его голова опиралась на руку, а сам он опирался на колонну и смотрел на центуриона в полном молчании. Даже без кожи было понятно, что он ожидал другого исхода. Он был то ли шокирован, то ли напуган.
А следом он сказал, растерянным голосом:
— Ты же всё пустил по фене…Кк-как боги это позволили?
— Но я сказал почти всё правильно.
— С ошибками! Казалось бы маленькие неточности, но боги относятся к ним жестоко и требуют точности исполнения!
— Я признаю, что запинался и допускал где то ошибки, но нас….меня никуда не отправили, и Прозерпина, или как ты говоришь “Персефона” даже заулыбалась.
— Она часто изображается с улыбкой. А маленькими неточностями ты называешь то, как извратил имя Эвклей-Эвбулей?
Скелет продолжал что то раздражённо тороторить и размахивать руками, но Фавст его перебил:
— Я понимаю, что тебя, вероятно, я поставил в опасную ситуацию, возможно, даже подставил, так как лишь благодаря тебе я могу видеть всё то, что вижу и за мной не охотятся те, кто предостеригает вход живым. Ты мой, cвоего рода, спаситель, что появившись в нужное время, что там, в лесу, что тут, охраняющий меня. Поэтому спасибо тебе и извини!
Челюсь скелета приоткрылась и он тут же замолчал и опустил руки, словно подобные слова слышит в первый раз. Он хотел что то сказать, но всё никак не мог собраться со словами. Челюсь его то закрывалась, то открывалась, но в итоге он просто покланился Персефоне, развернулся и вышел из храма, ничего не сказав. Фавст повернулся к богине, чтобы посмотреть напоследок на необычайную красоту храма и самой богини и заметил, что глаза её поднялись и устремились чють выше горизонта. Лицо же исполненное улыбкой так и застыло.
Когда Фавст вышел из храма, скелет сказал ему таким праздным голосом, словно ничего не случилсоь:
— Нам нужно в пещеру на другой стороне, — он говорил и показывал костлявым указательным пальцем вдаль, через реку.
Отвесная скала освещалась отражённым от воды светом, исходившим от камней наверху и переливалась в тёмно синих оттенках. Тропинка была узкая и подобна per item, так сказать, tenebricosum9,— вспомнилось Фавсту. Дорога мягко загибалась вверх, и за невысокой стеной слева, от выдолбленных в скале надписей, что было невозможно прочитать из-за полуразрушенных камней, растилалось несколько мерцающих гротов с узким проходом. Достигнув противоположной части, центурион заметил, что тишина превратилось в абсолютное молчание. Если до этого были слышни шорохи деревьев, чьи то отдалённые шаги, разносимые эхом и ветер узких пространств, то перейдя по скале, не было слышно абсолютно ничего. Только свой собственный голос и неразборчевый, тихий голос скелета. Пройдя между ними скелет достал с пояса потемневшие от старости бумашки и что-что читал. Несколько кругов туда — сюда он бродил рассматривая входы. Остановился он у последнего и то опуская, то поднимая голову смотрел то на вход, то на бумажку.
— Аид даёт возможности перемещаться в мгновение через огромные расстояния и принимать любые формы. А нааам…нужно. хм…
Казалось, что он всё проверяет, а затем перепроверяет перепроверенное бесчисленное количество раз. Пока скелет был занят поиском правильного пути, Фавст уселся на камень и в голову ему приходили части из диалога Платона “фёдор”. Они с женой обсуждали то, насколько прав мог быть Сократ, описывая странствия души и подземный мир. Вместе с ней, они добавляли свои рассуждения фразой: “Если бы подземный мир существовал”
“…Он говорит, что дорога в Аид проста, но мне она представляется