легче. Вторгаться в просторы России по примеру Наполеона или Гитлера они ничем не были обязаны. С Польшей и Прибалтикой в своих руках у них было бы достаточно оперативного простора для подвижной войны, в которой германские армии, как проявилось позже, безупречно одерживали верх над российскими.

Как впоследствии всё пошло бы дальше, естественно, нельзя предвидеть. Однако Германия из этой исходной позиции очевидно имела бы явный шанс окончить войну на Западе раньше или позже без потерь, а войну на Востоке беспрепятственно выиграть.

Генеральный штаб Германии планом Шлиффена этот шанс уничтожил с самого начала. Им желаемая континентальная война была превращена в мировую войну против трёх великих держав, которую невозможно было выиграть с самого начала. То, что Германия, несмотря на это, всё же не проигрывала её на протяжении четырёх лет, было достижением на грани чуда. Это непредвиденное, неслыханное достижение германских войск и народа было тем существенным, что германское руководство испортило в первый же день войны. Оно дало Германии, несмотря на всё, ещё один шанс непобедимого самоутверждения и почётной ничьей. Однако и этот непредвиденный шанс Германия украла у себя сама посредством тяжких ошибок, которые можно было предотвратить.

3. Бельгия и Польша, или Бегство от реальности

План Шлиффена провалился, как известно, и не на Марне это случилось. Много спорили, было ли отступление от Марны к Айсне тактически необходимым; однако речь идёт вовсе не об этом. Если бы немецкие армии окопались на Марне, а не на Айсне, то дальнейший ход войны был бы точно таким же. И если бы после битвы на Марне пошли ещё дальше вперёд, примерно до Сены или даже до Луары, то шли бы они на свою гарантированную погибель. Потому что план Шлиффена провалился стратегически в тот момент, когда атакующая германская армия не охватывала более с флангов и тыла французскую армию, но, напротив, сама была охвачена. Нажим на её фланги и стыки, первым следствием которого была битва на Марне, при тактической победе на Марне и дальнейшем продвижении вперёд был бы лишь ещё опаснее и в конце концов стал бы смертельным.

После провала плана Шлиффена война для Германии по военным прогнозам была, собственно говоря, проиграна. Потому что масса германских сухопутных войск была теперь связана на Западе, а между тем на Востоке медленно раскатывался "русский паровой каток". В течение всей первой военной зимы германское командование сухопутных войск было очень занято отражением грозящего поражения на Востоке при помощи кое-как собранных сил. Оно сделало это серией крайне рискованных, чрезвычайно блестящих операций, начиная с битвы под Танненбергом; однако оно при этом непрерывно оперировало на грани катастрофы. Лишь летом 1915 года Германия нашла силы для грандиозного наступления для разгрузки ситуации на Востоке, которое действительно далеко отбросило русских: за пределы Польши, Литвы и Курляндии. Но и после этого на протяжении двух лет Россия всё еще оставалась серьёзным противником, способным даже к нападению.

Огромное, неожиданное военное достижение Германии в первый год войны на Востоке создало облегчение, но не более того. Общий баланс войны выявился также осенью 1915 года, в весьма благоприятный для Германии момент войны. Тогда всё ещё существовала вероятность поражения, теперь, разумеется, в долгосрочной перспективе, или, во всяком случае, шанс ничьей. Начальник Генерального штаба докладывал кайзеру в декабре 1915 года, что он "не может более гарантировать победу средствами наземной войны". Это была простая истина, и при заданном с начала войны соотношении сил она, собственно, и не была неожиданностью. Германия была теперь чрезвычайно напряжена – все свои силы она полностью мобилизовала и полностью ввела в бой. Она на Западе, как и на Востоке, стояла за пределами собственных границ, однако всё же в обороне. Её союзники помочь ей не могли, гораздо более они нуждались снова и снова в помощи немцев, чтобы с трудом защищать себя. Новых союзников Германии ожидать не приходилось, равно как и увеличения своих собственных сил. Напротив, продолжительное напряжение, к которому добавилось ещё давление блокады, должно было предсказуемо медленно, но гарантированно, ослаблять её силы.

Силы противников, наоборот, все более увеличивались. Не у России, которая всё же была измотана; также и не у Франции, которая, как и Германия с первого мгновения была полностью напряжена – правда, в нападении, а не в обороне; однако, пожалуй, у Англии. Англия свои приготовления к войне, как всегда, начала лишь с началом войны. Только в 1916 году она ввела всеобщую воинскую обязанность. Можно было легко просчитать, что она лишь в 1917 и в 1918 годах достигнет максимума своей военной силы.

Кроме того, Антанта находила всё новое пополнение: в 1915 году Италия, в 1916 Румыния. А на заднем плане стояла также уже тогда сильнейшая держава из всех, Америка: нейтральная, заинтересованная более в мирном посредничестве, чем в участии в войне, однако всё же посредством огромных военных поставок и военных кредитов уже настолько тесно связанная с Англией и Францией, что поражение обеих этих держав едва ли стоило праздно рассматривать.

Общая картина показывала, когда война вошла во второй год, а также и в третий год, временное равновесие. Это было гораздо благоприятнее, чем, собственно, могла бы ожидать Германия при столь неудачно начавшейся войне. Это оказывает честь военным навыкам и отваге германских войск и народа, а также умению их военного руководства. Однако Германия уже бросила всё своё на чашу весов, сторона противников же ещё нет. Когда война становится войной на изнурение вплоть до исчерпания всех сил, то чаша весов неизбежно в конце должна опуститься не в пользу Германии – несмотря на все блестящие военные подвиги, несмотря на всю внушающую уважение силу выдержки. Это было незамутненному взгляду и тогда повсеместно понятно, и задача германской политики была тем самым ясно предначертана. Она должна была время, которое Германия своими победами оружия всё же приобрела и которое посредством своей выдержки могла продлить ещё какое-то время, использовать для того, чтобы окончить войну политически: либо посредством всеобщего компромиссного мира, либо сепаратного мира на одном фронте, который затем на другом фронте, возможно, ещё раз создал бы шанс победы. Эту задачу германская политика упустила. Она упустила её не только решить, но даже осознать. Это была третья из крупных ошибок, которыми Германия погубила себя в Первой мировой войне.

Всеобщий компромиссный мир на основе Status quo, "без победителей и побеждённых", "без аннексий и контрибуций", как гласили тогдашние формулировки, правительство Германии под аплодисменты немецкого общества отвергало на