— Что тут происходит, Роуланд?! — раздался гневный голос.

Мгновенно все видения исчезли. Серое ничто превратилось в туман, призрачный свет стал луной, а тьма обернулась первым помощником капитана. Одновременно маленькая белая фигурка, которая сумела проскользнуть незамеченной мимо трех офицеров, ткнулась ему в ноги. Влекомая неким подсознательным чувством надвигающейся беды, девочка, не отдавая себе отчета, не проснувшись даже, пришла искать защиту у бывшего любовника своей матери — сильного и слабого одновременно, опозоренного, но благородного, гонимого и одурманенного наркотиками, но далеко не такого беспомощного, как могло показаться. Джона Роуланда.

С лихорадочной живостью, характерной для только что проснувшегося человека, Роуланд проговорил:

— Это ребенок Миры, сэр... — наркотический дурман еще крепко держал его и голос матроса дрогнул. — Она... спит!..

Он взял на руки маленькую девочку в ночной рубашке. Та сразу же проснулась и испуганно вскрикнула. Моряк стащил с себя куртку и набросил его на озябшие плечи девочки.

— Какая еще Мира? — в голосе первого помощника читалось плохо скрываемое разочарование. — Ты, я вижу, сам заснул на посту!

Прежде чем Роуланд успел что-либо ответить, из «вороньего гнезда» донесся истошный вопль:

— Лёд! Впереди лёд! — кричал впередсмотрящий. — Айсберг прямо по курсу!

Первый помощник опрометью кинулся в рубку, а капитан — к машинному телеграфу. Он даже успел послать в машинное отделение соответствующий приказ, но тут нос «Титана» начал стремительно задираться вверх. Туман расступился и стал хорошо виден покатый склон гигантской ледяной горы, возвышавшейся на волнами на несколько десятков метров. Музыка в театральном зале резко смолкла. В следующий миг вавилонское столпотворение охватило пароход. Среди отчаянных воплей и оглушительного треска рвущейся о лед стали Роуланд ясно расслышал мучительный крик женщины, доносящийся с ведущей на мостик лестницы: «Мира! Мира, где ты!? Вернись! Вернись! Вернись ко мне!»

Всей своей чудовищной массой — семьдесят пять тысяч тонн — мчавшийся сквозь туман со скоростью пятьдесят футов в секунду «Титан» налетел на айсберг. Если бы удар пришелся в отвесную стену, сопротивление мнущихся шпангоутов и стальных листов обшивки погасило бы импульс с минимальным ущербом для судна и пассажиров. Носовая часть оказалась бы серьезно повреждена, а матросы в носовых кубриках неизбежно погибли бы, но это было бы малое из всех возможных зол. Корабль остался бы на плаву и с небольшим дифферентом на нос на малой скорости благополучно закончил бы рейс. Страховка погасила бы расходы на ремонт, а корабль только выиграл от этого досадного происшествия, подтвердив свою славу непотопляемого. Но склон массива льда, на который наскочил «Титан», был пологим. Скорее всего, он образовался в результате недавнего опрокидывания айсберга. Стальной киль гигантского корабль взрезал лед, словно полоз буера, и «Титан» все выше вползал днищем на ледяную гору. Кормовые винты уже наполовину показались из воды, когда левым бортом судно наткнулось на спиральный выступ в толще льда. Этого оказалось достаточно, чтобы корабль потерял равновесие и медленно завалился на правый борт.

Крепежные болты двенадцати паровых котлов и трех турбин, не рассчитанные на подобные нагрузки, не выдержали и сломались. Немилосердная масса стали и чугуна рухнула вниз, круша переборки и пробивая борта даже там, где снаружи их подпирал массив льда. машинное и котельное отделения враз наполнились раскаленным паром, сварившим заживо сотни находившихся там кочегаров и техников.

Под оглушающий рев вырвавшегося на свободу пара, леденящие кровь призывы о помощи трех тысяч человеческих душ, запертых в стальном чреве, и свист воздуха, выдавливаемого через сотни открытых иллюминаторов поступающей внутрь судна водой, «Титан» медленно сполз по ледяному склону назад в океан. Уйдя почти по борт в воду, он едва держался на плаву, словно смертельно раненный, умирающий морской зверь.

Когда судно поползло вниз по склону, острый торос пирамидальной формы, торчавший из ледяной глыбы на уровне шлюпочной палубы, словно, нож срезал одну за другой все шлюпбалки по правому борту и разнес в щепы закрепленные на них шлюпки. Во все стороны летели обломки корабельной оснастки и различная утварь, попавшая под ледяной резак. К тому времени, когда корабль сполз в воду, лед вокруг места столкновения был покрыт горой обломков, среди которых возвышалась и изломанная коробчатая структура - часть капитанского мостика с торчащими в разные стороны перерубленными пиллерсами[7]. В этом сооружении оглушенный стремительным спуском по дуге с радиусом в семьдесят футов сидел Роуланд. Из раны на голове текла кровь, но он не обращал внимания на это, по-прежнему прижимая к груди маленькую девочку, которая была настолько испугана, что не могла даже плакать.

Усилием воли он заставил себя встать и осмотреться. Под действием наркотика он видел мир, словно через кривое зеркало. Пароход казался ему не больше кляксы на выбеленном светом луны полотне тумана. Тем не менее, он ясно видел людей, снующих по тонущему судну и возящихся у шлюпбалок. И одна из лодок — шлюпка с номером 24 — уже раскачивалась на талях. Затем туман совершенно скрыл корабль из виду и только рев пара, утекающего из его пробитых железных легких, еще позволял определить местонахождение судна. Потом этот звук внезапно смолк, сменившись шумом воды и свистом воздуха. А когда и он стих, а в наступившей тишине раздались несколько приглушенных взрывов - словно бы рвались котлы, Роуланд понял, что все кончено. Непотопляемый «Титан» с большей частью своих пассажиров, тщетно пытавшихся выбраться на палубу по вздыбившимся полам и лестничным пролетам, ушел на дно.

Его мозг отрешенно зафиксировал последние минуты агонии гигантского корабля, не будучи в состоянии в полной мере осмыслить весь ужас произошедшего — его чувства словно атрофировались. Тем не менее, он в полной мере осознавал, какая опасность грозит женщине, чей голос он слышал в тумане и узнал. Женщине его мечты и матери ребенка, покоящегося у него на руках. Роуланд поспешно осмотрел место крушения. Все до единой шлюпки, разбросанные по льду, были разбиты. Подобравшись к кромке воды, он закричал во всю силу своего слабого голоса, надеясь, что шлюпки, которые удалось спустить на воду, где-то поблизости, хотя и скрыты туманом. Он взывал к ним, умолял прийти на помощь. Спасти ребенка и найти женщину, которая в момент столкновения находилась на прогулочной палубе, под мостиком. Он выкрикивал имя этой женщины, убеждая ее плыть на его голос, держаться за обломки и ответить ему. Но ответа не было, и когда он охрип настолько, что уже не мог кричать, а ноги онемели от холода, исходящего от ледяной глыбы, он вернулся к обломкам. Он был подавлен, но не сломлен, хотя произошедшее не могло сравниться ни с одной из бед, которыми была полна его несчастная жизнь. Маленькая девочка плакала, и он, как мог, старался успокоить ее.

— Я хочу к маме, — причитала она.