Вот ведь как в жизни бывает. На самом деле, если бы год назад кто-нибудь предсказал ему такое будущее сплошь в розовых тонах, он бы поставил на кон все свои капиталы, включая недвижимость, абсолютно уверенный в том, что уж с ним-то такого никогда не случится. Все эти душещипательные картинки уютной семейной жизни казались примитивными до безобразия и никаких иных чувств, кроме тошноты, не вызывали.

Хорошо, что не пришлось ставить на кон недвижимость и капиталы. Иначе бы остался сейчас без копейки денег и без крыши над головой, это уж точно.

Он улыбался своим мыслям, неторопливо прогревая двигатель, который за время его пребывания в цветочном магазине успел остыть.

Букет в виде красного сердца с белой каймой по краям, составленный из ста одного розового бутона, с трудом удалось разместить на заднем сиденье. Этот вопиюще сентиментальный, абсолютно пошлый, с точки зрения «здорового» человека, букет в виде сердца был лишь приложением к подарку, который Евгений купил почти месяц назад в ювелирном магазине.

На тоненьком колечке из белого золота поблескивала мелкая россыпь драгоценных камней. Он некоторое время рассматривал кольцо, наблюдая, как преломляются, отражаясь в его поверхности, лучи тусклого вечернего света. Потом положил кольцо обратно в бархатную коробочку и спрятал в нагрудном кармане пиджака.

Коробочка, кстати, тоже была сделана в виде сердечка.

«Идиот», – подумал он, вслух рассмеявшись. И добавил, неизвестно к кому обращаясь:

– Зато счастливый.

Машина легко тронулась с места, и через несколько минут он уже парковал ее на небольшой крытой стоянке возле подъезда, раздумывая, как бы умудриться в один прием отнести домой и цветы, и шампанское, и два огромных пакета с продуктами.

В лифте пришлось терпеть неприятное соседство.

Евгений, увлеченный процессом загрузки своих покупок в кабину, даже и не заметил, как сзади подошел и втиснулся в узкий промежуток между дверью и его спиной премерзкий старикашка, которого в подъезде все называли Слизнем. Отчасти потому, что фамилия у него была Слизнев, отчасти из-за того, что и в самом деле был он похож на гадкого червя.

С виду Слизню было лет семьдесят, хотя на самом деле был он гораздо моложе, лет на десять или, может быть, на целых пятнадцать. Неумеренное употребление отнюдь не самых благородных спиртных напитков на протяжении всей жизни давало о себе знать – лицо у старика было одутловатым и красным, изрисованным тонкой сетью растрескавшихся капилляров. Раньше Слизень проживал и делил бутылку на двоих с сыном. С тех пор как алкаша Генку посадили в тюрьму за изнасилование, отец стал пить и за себя, и за него и опустился на дно окончательно и бесповоротно. Хотя поговаривали, что когда-то Слизень был профессором в университете, на кафедре славянской лингвистики, славился едва ли не на всю страну своими профессорскими работами и даже стал автором пары учебников для вузов. Впрочем, этим слухам мало кто верил.

В вечном своем твидовом пиджаке, вне зависимости от времени года, теперь бывший профессор часто валялся возле подъезда под скамейкой, иногда с разбитой головой или с большим синяком под глазом. Запои у Слизня длились по нескольку месяцев. К этим запоям, как и к ночующему под скамейкой Слизню, все привыкли и иногда по-дружески транспортировали его на девятый этаж, заботливо укладывали на коврике возле собственной двери, если не удавалось добиться от Слизня внятного ответа на вопрос, где ключи от квартиры. А если удавалось, то заносили в квартиру и укладывали на диван.

Привык к пьяному Слизню и Евгений. И не обращал на него никакого внимания до тех пор, пока не случился тот отвратительный эпизод возле лифта. Даже теперь, спустя почти полгода, он невольно сжимал кулаки, вспоминая испуганный взгляд Яны и мерзкую похоть в неожиданно трезвых глазах старика.

Было начало лета, и они только что вернулись с дачи одного из приятелей, откуда Яна привезла два ведра земли, чтобы пересадить цветы на балконе. Цветов на балконе было видимо-невидимо, она начала разводить их едва не в первый же день своего переезда к Евгению и никогда не покупала землю в магазинах, считая, что «настоящая» лесная земля цветам будет гораздо полезнее. Как это часто случается, в багажнике, кроме двух ведер с полезной землей, оказалось еще целых три пакета с продуктами и с дачной одеждой. Евгений оставил Яну возле лифта одну всего лишь на несколько минут – ушел забрать из машины оставшиеся два пакета. Но что-то замешкался с забарахлившей сигнализацией, а когда наконец разобрался и вернулся, едва не задохнулся от ярости, увидев, что происходит.

Янка стояла, прижатая к стенке, упираясь крошечными кулачками в грудь навалившегося на нее невесть откуда взявшегося Слизня. Евгений застыл на секунду, ошарашенный, словно под гипнозом наблюдая кадры из замедленной киносьемки: крючковатые темно-коричневые пальцы, торопливо блуждающие по белоснежной, запрокинутой назад шее, скользнувшие по бедру, по талии и снова вверх, к двум маленьким холмикам.

Пальцы были похожи на огромных уродливых тараканов. И казалось, что этих тараканов на Янке видимо-невидимо, что она вся ими усыпана и с каждой секундой их становится все больше и больше. Еще несколько таких секунд – и Янка совсем исчезнет…

А потом он услышал ее крик, и этот крик словно сорвал пелену, которая окутывала сознание, – он бросился к Слизню, схватил его за шкирку и отшвырнул от Янки в неосвещенный угол лестничной клетки. Старик, оказавшийся на удивление легким, как пустая шкурка давно сгнившего изнутри зверька, заверещал и смачно выругался. Раздался глухой удар, последовала очередная порция грязного мата, и снова удар, и снова крик и ругань…

От ярости он почти не помнил себя и не понимал, что делает. Когда Яна наконец оттащила его от забившегося в угол истошно вопящего Слизня, он огляделся вокруг, с удивлением замечая чьи-то лица, слыша слова, но не понимая их смысла.

Взяв за руку, как маленького ребенка, она увела его домой, усадила в кресло, в два приема перетащила в квартиру оставшиеся сумки и надолго скрылась в ванной. Евгений слушал, как шумят, ударяясь о занавеску, струи воды, и все никак не мог прийти в себя от бешенства.

В ушах почему-то продолжали звучать, не смолкая, жалобные вопли Слизня: «Она сама! Сама, говорю тебе, захотела!..»

«Убью», – тупо подумал тогда Евгений.

Янка вышла из ванной через час. Тихонько прошмыгнула мимо, заварила на кухне чай, принесла его любимую огромную чашку, уселась рядом, поджав под себя босые ноги с ярко-розовыми от горячей воды пятками, и тихо сказала: «Ну все. Было – и прошло. Этот гад свое получил, и давай забудем…»

«Давай забудем», – согласился Евгений, хотя понимал, что едва ли ему удастся это забыть.

И если даже когда-нибудь это случится, то случится очень не скоро и уж точно не в этой жизни.

Теперь он стоял сзади и хрипло дышал Евгению в спину.

За прошедшие несколько месяцев это была уже далеко не первая такая вот вынужденная встреча. И каждый раз невольно сжимались кулаки, а перед глазами начинали бегать те самые тараканы, и трудно было сдержаться, чтобы снова не накинуться на этого похотливого подонка.