– Если завязываются отношения виртуальной любви, виртуального флирта, имеет место довольно странная вещь. Доверие без всяких оснований для такого доверия. Почему при встрече на улице человек не будет откровенничать с первым встречным, а в Интернете откровенничает и доверяет – хотя даже не видит не только подлинного лица собеседника, но даже и в поле, и возрасте его может сильно обманываться? Тут есть еще такой вопрос – а, собственно говоря, есть ли это доверие? Может, на основании того, что Вы говорили перед этим, это просто бросание в пустоту своих каких-то невысказанных мыслей-чувств?

– Знаете, есть самые-самые разные примеры и сюжеты такой виртуальной любви и виртуальных отношений. В большинстве из них никакого доверия, конечно, нет. Чтобы это понять, надо опять же сформулировать, что, собственно, значит «доверие». Доверие – это когда я не боюсь рассказывать тебе о себе какие-то очень неприглядные вещи. И этим никто из виртуальщиков особенно не занимается с большим азартом. А что там происходит? Это разговор не на какие-то негативные, а на интимные темы. Это не доверие, а опять же претензия на такую сексуальную близость. И почему она происходит там, а не в реальной жизни? Потому что в реальной жизни за это можно получить по физиономии. А в Интернете это гораздо более безопасно.

– А можно влюбиться, не открывшись?

– Конечно, можно.

– В Интернете мы имеем дело не с реальными людьми, а с образами, которые они нам рисуют. Можно ли назвать отношение к образу, а не человеку, любовью или хотя бы влюбленностью?

– Если мы называем любовью отношение со знаком «плюс» именно к этому конкретному человеку со всеми его индивидуальными качествами – тогда ответ вытекает из этого рассуждения сам собой. Не может быть любви к образу, к символу – нельзя любить фотографию.

Настоящая любовь может возникнуть тогда, когда один партнер начинает представлять себе другого во всей его реальности. Разница в том, что в одном случае я как-то отношусь к реальному человеку – видя его, наблюдая в разных ситуациях: как он спит, как он чихает, как он зевает, как он выглядит со стороны, как он выглядит, когда кричит, когда смеется. А символ – это когда я про человека ничего не знаю, и мне совершенно не важно, и я не стремлюсь узнать.

– То есть разница – в количестве информации?

– Нет, разница – во внутреннем отношении. Во внутренней потребности или ее отсутствии. В потребности представить себе эту реальность или отсутствии этой потребности.

– Что бы Вы посоветовали людям, которые находятся в подобных отношениях или на грани вступления в них?

– В виртуальные отношения или в реальные вот такие наркотически-потребительские отношения мы все пускаемся из-за недостаточной наполненности собственной жизни. Из-за недостаточной самореализованности, из-за того, что у нас недостаточно комфортные отношения с реальными ближними людьми. Ты в этом неблагополучии нисколько не виноват, это о тебе ничего плохого не говорит. Это говорит о том, как с тобой обошлась жизнь. И стараться «оздоровить» эти отношения надо не для того, чтобы не быть виноватым в чьих-то глазах – ты ни в чьих глазах не должен быть виноватым; их надо стараться оздоровить только в собственных (буквально шкурных), но правильно понятых интересах для собственного перспективного жизненного благополучия.

И поэтому если ты хочешь вылезти из этой виртуальной зависимости, то в последнюю очередь надо думать о том, что с этим делать технически, и просить приятеля выключать компьютер после одиннадцати вечера. А в первую очередь надо смотреть на то, что собой представляет твоя собственная жизнь, как проходит ее световой день, чем ты занимаешься и почему ты этим занимаешься. Потому ли, что у тебя нет другого образования и уже накатанная колея, или потому, что это твое, правильное для тебя дело, или хотя бы ты ищешь свое правильное для тебя дело. Надо смотреть, что собой представляют твои отношения с ближними, с твоими домочадцами.

Как правило, люди, которые вот так с головой погрязают в виртуальных пространствах – в любовных ли отношениях, просто ли в «Одноклассниках» или на «Фейсбуке» – эти люди смогут легко заметить, что реальные домочадцы их раздражают. И тут заключен очень большой потенциал наш, который можно использовать сильно себе на благо. Каким именно образом? Надо на этих домочадцах постараться изо всех сил сосредоточиться. И когда он к тебе лезет не вовремя, не просто привычно огрызнуться: «Что, не видишь, я занят?» – а сказать: «Извини, ради бога, я сейчас просто не могу». Уже даже вот это маленькое усилие над собой очень тонизирует. И если это не какое-то разовое проявление, а постепенно разрастающаяся система наших усилий над собой – тогда эта наркотическая зависимость от виртуальных отношений уменьшается.

– К виртуальной любви особенно склонны подростки. А домочадцами подростков являются их родители, и именно с ними чаще всего отношения очень сложные. И совет наладить с ними отношения не так просто реализовать.

– Если говорить о подростках, или о молодых людях, или даже о вполне взрослых, которые тем не менее живут с родителями и страдают от отношений с ними (а, действительно, таких большинство), то совет можно конкретизировать. Он от этого не становится легче, но становится, может, более понятным.

Что значит «сосредоточиться на своих ближних», то есть на родителях? Это значит понять такую вещь, что все эти родительские проявления, от которых так молодые люди страдают, и, к сожалению, имеют основания страдать, – они связаны не с тем, что родители плохие или ребята плохие, а с тем, что родителям плохо.

Вся эта родительская назидательность, ограниченность, формальность, поверхностность – это проявления не настоящего отношения к своим детям, а только проявление их родительского дискомфорта. И если это по-настоящему взять в голову какому-то подростку или молодому человеку, то ему тогда будет сильно-сильно «светлеть», он будет становиться более уверенным в себе, более успешным человеком в конце концов.

Но что значит по-настоящему это взять в голову по отношению к родителям? Это значит вести себя по отношению к ним так же, как мы себя ведем по отношению к человеку, которому очевидно плохо, у которого это на лице написано. А как мы ведем себя по отношению к такому человеку, которому плохо, – маленькому ребенку или приятелю? Мы его опекаем, поддерживаем, сочувствуем, помогаем и т. д. Вот весь этот комплекс мер надо спроецировать на родителей, обрушить на родителей. В психологии это называется «усыновить родителя»: начать в него вникать не как в своего родителя, а как в какого-то просто отдельного человека, представлять себе его: чего он боится, чего хочет, почему он так разговаривает; расспрашивать его, как прошел день, где он был, кто ему звонил, что он смотрел по телевизору; предложить ему налить чаю, прежде чем он успел попросить…

И что тогда происходит? После длительного времени таких усилий со стороны ребенка в конце концов родителю становится уже неестественно общаться с этим ребенком по-прежнему, так поверхностно-назидательно. Он начинает с ним немножко считаться. Но это результат вторичный – и по времени, и по важности. А гораздо более важный и скорый эффект будет состоять вот в чем. Если наш читатель много-много недель будет вот так в родителя вкладываться и пытаться быть ему полезным, любезным и т. д. – этот читатель начнет своего родителя воспринимать, даже не умом, а ощущениями, как действительно объект своей опеки, как какого-то тоже недолюбленного ребенка. И тогда весь этот родительский негатив перестает приниматься сыном или дочерью на свой счет. Он разгружается даже ретроспективно, подростку очень «светлеет».