Пришлось идти одному. Действительно, я мог наслушаться, как свистят пули. Никакого удовольствия эта музыка мне не доставляла.

Повидав генерала Петрушевского и получив от него указания, я уже в сумерки добрался обратно до ставки командира корпуса. В палатке Сахарова я отдохнул несколько часов, а с рассветом выступил обратно, но не в Тырново, а в Богот, в Ставку великого князя.

Подъезжая к Боготу, я встретил императора Александра II, который, с конвоем казаков, в коляске выезжал на прогулку. Увидав и узнав меня, государь остановил экипаж, подозвал меня, назвав по фамилии, спросил, откуда и куда еду.

Доложив об исполненном поручении, я спросил генерала Левицкого, могу ли я вернуться в Тырново. На это он мне ответил, что полковнику Фрезе поручено составление топографического плана обложения Плевны, и он просит, чтобы меня назначили к нему в помощь. Мне надлежит вернуться в Тырново, сдать должность и прибыть немедленно в Ставку.

Как я уже сказал, линия обложения из-за недостатка войск охватывала всего лишь две трети круга; по шоссе из Плевны на Софию у турок сообщение было открытое. По этой дороге турки сооружали укрепленные этапные пункты для более безопасного следования транспортов и защиты их от покушений нашей конницы.

Рекогносцировки на правом берегу р. Вид были окончены, оставалось исследовать турецкие работы в секторе обложения, пока нами не занятого. Удобнее всего было производить разведки на левом берегу из правофлангового участка, занимаемого румынами.

У них здесь и кавалерии было достаточно, но договариваться с ними было нелегко, поэтому я предпочел переехать на левый фланг. Левее всех стояли киевские гусары, которыми командовал полковник барон Корф. С рассветом я отправился на разведку с разъездом из девяти гусар.

Спустившись с высот, мы направились к броду на реке, который был известен гусарам.

В густой, высокой кукурузе, закрывавшей почти всего всадника, продвигались мы к шоссе. Спешив разъезд, я пешком продвинулся настолько, что мог наблюдать следование турецкого обоза, рассмотреть в бинокль производившиеся работы по возведению земляных укреплений и набросать кроки. Очевидно, наше движение было замечено, так как мои люди видели на нашем правом фланге черкесскую папаху и затем около 50 черкесов, занявших нашу переправу через реку.

При таких условиях пришлось избрать другую дорогу для возвращения. Окончив работу, я двинулся налево по опушке кукурузного поля, вдоль шоссе. Параллельно с нами шел и турецкий транспорт из Плевны. Пройдя около четырех верст, мы повернули опять в сторону реки, чтобы избежать столкновений с охраной, которая могла быть выставлена следующим турецким этапным пунктом.

Подходя к самой окраине кукурузы, мои гусары вдруг быстро соскочили с лошадей и бросились на лежащих, по всей вероятности, спавших турецких пехотинцев, так как ружья лежали около них.

Это был, должно быть, отдельный сторожевой пост из Черного Дубняка или секрет, наблюдавший за рекой, на противоположном берегу которой стояли наши передовые посты киевских гусар.

Верстах в двух или трех левее от этого места находилась наша переправа, где, как мы знали, сторожили нас черкесы. Медлить было нельзя. Четверо гусар, на лучших лошадях, посадили на крупы позади себя турок, и мы во весь опор помчались прямо к реке. Проскакали уже больше половины всего расстояния, когда черкесы нас заметили и понеслись в нашу сторону, открыв пальбу.

Один из наших пленных во время скачки не удержался, упал и не мог больше подняться. Доскакав до берега реки, первыми переплыли всадники без «пассажиров» и, открыв огонь по приближавшимся черкесам, удачно подстрелили лошадь у скакавшего впереди. У черкесов произошла задержка, а все мы, с тремя пленными, благополучно вышли на правый берег Вида.

На аванпостах стоял эскадрон ротмистра Кареева, моего товарища по Николаевскому кавалерийскому училищу. С передовых гусарских постов видно было все, что происходило на левом берегу, и навстречу мне на помощь шел галопом полуэскадрон гусар, с Кареевым во главе.

Таким образом, не только задача по рекогносцировке была выполнена, но удалось раздобыть у противника в тылу так называемых «языков», то есть людей для допроса. Я ходатайствовал о награждении крестами молодцов-гусар, что было уважено. Когда же пленные турки были доставлены для опроса в штаб главнокомандующего и великому князю было доложено, каким путем они к нам попали, то меня наградили золотым Георгиевским оружием.

Великий князь был очень доволен выполненной мной работой по съемке плана и приказал явиться к Карлу румынскому и поднести ему экземпляр, так как он официально считался в то время начальником войск, облагавших Плевну.

Мы были ласково приняты им и получили румынские ордена с мечами.

* * *

Нам пришлось иметь дело с противником стойким и хорошо вооруженным. Да и генералы у них оказались такие, как Сулейман-паша и Осман-паша. Поэтому мы радовались прибытию подкреплений из России. Когда в Румынию прибыли первые эшелоны гвардии, направляемые на западный фронт к Плевне, мы приступили к полному обложению укрепленного лагеря.

Под начальством генерала Гурко наши войска начали переходить на левый берег р. Вид. Великий князь Николай Николаевич (старший) пожелал находиться ближе к месту предстоявшего боя. Мне поручено было из Богота провести к Медовану, на р. Вид конвой, свиту и лошадей штаба.

Со взятием Горного Дубняка сообщение Плевны с Софией было прервано, и установилась полная блокада. Затем гвардия получила приказание двигаться на Софию под командой генерала Гурко.

На Шипкинском перевале, к востоку, сидел Радецкий. Поэтому генералу Карцову в Ловче, между нами, необходимо было следить за всеми теми доступными местами в горах, которыми мог воспользоваться противник, точно так же, как и знать, где можно было бы перейти Балканы, если бы понадобилось.

На линии Плевна – Троян лежала Ловча. Именно туда совершенно неожиданно получил я новую командировку после производства в подполковники.

Мой новый начальник дивизии Павел Петрович Карцов, умный, очень хозяйственный генерал, который не ходил на поводу у своего начальника штаба, подробно ознакомил меня с создавшейся обстановкой.

Начальником Ловче-Сельвинского отряда мне и поручено было эту работу выполнить. Все сведения, какие у него имелись, Карцов мне передал, но почти все они основывались на показаниях лишь «братушек» и проверены не были. Предстоял, таким образом, целый ряд рекогносцировок. Я купил еще две лошади: одну для рекогносцировок в горах, привычную к движениям по балканским тропам, а другую, упряжную, – для повозки с моим багажом. Кроме казака Усова, мне назначен был еще и пеший вестовой.

На участке между Шипкой и Орханией существовали проходы через горы на юг в виде тропинок, из которых одна, от Трояна на Сопот, считалась более доступной. Перевал этот у «Орлиного гнезда» был занят турками, где они укрепились. Я ходил в горы на разведки с местными проводниками и пехотными разведчиками.